Я не знала, что сказать, настолько я не привыкла к такому открытому проявлению чувств со стороны отца, не говоря уж о том, что никогда раньше он не демонстрировал свою слабость. И я рискнула.
— Скучаешь по ней? — спросила я.
— Скучаю? По кому?
— По маме.
— Черт, я тебя умоляю. По ее истерикам мне, что ли, скучать? И по тому, как она вечно крутила мне яйца?
— По чему же ты тогда скучаешь?
— Сменим тему. Как мне получить книгу Питера?
— Попроси у него.
К моему удивлению, папа так и сделал, написал Питеру в Дели. Моему брату потребовался месяц, чтобы ответить, поскольку он в это время находился на юге Индии. Но, прочитав сообщение от папы: Я могу пережить все, что ты обо мне написал, просто хочу это прочитать, Питер потратил двадцать рупий (около полутора долларов) на телеграмму своим издателям с просьбой выслать переплетенную корректуру в офис отца на 42-й Ист-стрит. Папа получил ее в апреле, за месяц до публикации книги. Внутрь — вместе с запиской «С наилучшими пожеланиями от автора» — было вложено приглашение на вечеринку в следующем месяце, посвященную выходу книги.
Вскоре папа позвонил мне в Вермонт поздно вечером. Он был в полном восторге:
— Твой никудышный двинутый братец-левак решил, что негоже оставлять своего старика в стороне в момент триумфа. Пригласил-таки меня на свою вечеринку!
— Ух ты, здорово! — сказала я, не скрывая сомнения.
— Что-то ты не очень рада.
— Там будет мама, — сообщила я.
— А то я не догадался, — хмыкнул папа. — Что, и ее новый мужик тоже явится?
— Об этом тебе придется спросить у нее.
— Ладно, проехали. Что хоть он собой представляет, этот Трентон Кармайкл?
— Главное, мама с ним, кажется, счастлива.
— Дай угадаю почему… Видимо, ему только что сделали лоботомию. Но я другое хочу тебе сказать: это каким же надо быть поганым БАСПом
[108], чтобы назвать своего сына Трентоном!
— Просто кто-то, видимо, питал странную любовь к Нью-Джерси
[109]. Но ты не сказал мне главного, что я должна знать.
— Это что же?
— Что ты думаешь про книгу Питера?
— Ну, могло быть намного хуже, верно? То есть когда я прочитал по первому разу, то подумал: ну и сукин же сын этот мальчишка, изобразил меня этаким закоренелым консерватором. Но потом дал почитать одному из наших младших админов и попросил его честно, без утайки сказать, что он об этом думает, типа, говори, как есть… Одним словом, этот чувак — Дик Халлиган, классный парнишка — мне и говорит: «Вам должно быть приятно, что ваш сын так о вас написал. Показал вас не каким-то злодеем, а типа истинно верующим в Наш Образ Жизни. Да, вы производите впечатление упрямца, человека, с которым сложно спорить по политическим вопросам, а также большого бабника. Но ведь благодаря всему этому вы выглядите крутым». Представляешь, он прямо так и сказал «крутым».
— Значит, тебе понравилось?
— Меня же увековечили в истории… или как?
Я невольно улыбнулась. Через несколько дней, лежа в постели, я пересказывала эту историю Тоби, и он заметил, что если бы книгу издавал он, то постарался бы больше осветить именно динамику отношений между отцом и сыном, а Питер, проявив оригинальность, создал образ отца, не обвинив его ни в чем.
— Мой отец в свое время служил военным врачом, сначала в Лондоне, а затем во Франции после высадки союзных войск в Европе, — рассказал Тоби. — Он так никогда и не смог забыть об этом. Никогда об этом не говорил, хотя, видит Бог, уж я-то постарался вытрясти из него все истории, какие он только знал. Но эти воспоминания отец держал за закрытой дверью. Дело в том — и я интуитивно чувствую, что твоего отца преследует то же самое, — что мирное время для ветеранов войны стало кошмаром. Жена, дети, ежедневная работа и чувство чудовищной опустошенности после тех роковых, драматичных событий на чужой земле, когда каждый день мог стать последним… мой отец так никогда и не смирился с этой рутиной. Надо было мне усвоить его уроки.
— А ты и усвоил. Ты больше не женат и располагаешь собой. У тебя полная свобода действий.
— Ты прекрасно знаешь, что это далеко не так. У меня двое детей, которых я обожаю и которых я буду поддерживать еще много лет, не только платить алименты, но и оплачивать все обучение в школе и колледже. Я не жалуюсь. Просто… зарплата редактора не дает совсем уж полной свободы действий.
— А теперь мисс «Вог» толкает тебя на то, чтобы повторить все это снова.
— Давай не будем об этом.
— Но ты сам заговорил. Потому что это тебя гложет. И потому что я знаю, мисс «Вог» вызывает у тебя сомнения, но, несмотря ни на что, ты уже почти готов создать с ней новую семью.
— Понимаешь, ей тридцать один… и она все время твердит мне, что ее репродуктивный возраст на исходе.
— Почему это должно быть твоей проблемой? Ты что, подписывался стать банком спермы, исполняющим ее мечты?
— Вот таким в твоем представлении должен быть разговор после секса?
— Ты сам его начал. Потому что до сих пор хочешь домашнего уюта. Мне и подумать об этом страшно. А ты собираешься еще сильнее ограничить себя новой женой и новыми детьми.
— Может, я не сделаю такой глупости.
— Даже если сделаешь, я все равно хочу продолжать наши отношения.
— И я тоже.
И мы продолжали, причем так тайно, что, когда Тоби получил приглашение от редактора Питера на презентацию его книги, он сначала обсудил этот вопрос со мной, сказав, что он хотел бы там появиться и поговорить с Питером о возможности новой книги, но не раньше, чем убедится, что я не против.
— Все нормально, и, кстати, не надо скрывать, что мы с тобой знакомы, ведь я учила твоего сына в школе.
Психическое здоровье Кайла, кстати говоря, стало значительно лучше после нескольких недель, проведенных в хорошей клинике, и интенсивной работы с психиатром. Он заканчивал выпускной класс в Нью-Йорке, в небольшой частной школе, под чутким присмотром педагогов. Однажды я спросила у Тоби, нельзя ли мне встретиться с Кайлом как-нибудь, когда мы оба будем на Манхэттене. Он объяснил, что Кайлу невыносимо вспоминать многое из того, что произошло в школе, а особенно стыдно ему за неудавшуюся попытку самоубийства.
— Скажи ему, что в моем лице у него есть друг и что я искренне верю в него. Особенно с учетом того, что он отличался от своих сверстников. Я знаю, что это такое. И видела, к каким кошмарным последствиям могут привести издевательства.
Тоби знал о Карли все, тем более что не так давно ее имя снова появилось в новостях. Еще продолжая учиться в Университете Лос-Анджелеса, она нашла себе в Нью-Йорке агента и вроде бы писала мемуары «Я была секс-рабыней у „Черных пантер“», за которые ей заплатили, по словам Тоби, около пятидесяти тысяч долларов. Огромные деньги, их могло бы хватить на покупку дома в захудалой, но все же расположенной на побережье Венеции или симпатичной большой квартиры в Верхнем Вест-Сайде в Нью-Йорке.
