— Это новая пассия твоего брата? — спросил подошедший Тоби, незаметно обняв меня за талию и быстро целуя в макушку.
— Без понятия… но он явно ей нравится.
— Как и она ему. Это Саманта Гудингс, талантливая молодая романистка, одна из самых популярных сейчас. Красотка очень неглупа, доцент Колумбийского университета, а в октябре выходит ее большая книга.
— Ах-ах, мы явно нацелены на карьеру и высокие достижения. Дай угадаю: она окончила Сорбонну на стипендию Фулбрайта, а летом планирует участвовать в Монреальской Олимпиаде в составе женской сборной США по поло.
— Оксфорд, стипендия Кизби, и она подумывала стать профессиональной теннисисткой.
— А ты откуда знаешь? — удивилась я.
— Мир тесен, — уклончиво ответил Тоби. — Но только не ревнуй, пожалуйста.
— Просто когда я слышу о таких звездных особах, чувствую себя жалкой неудачницей.
— Ты тоже вполне могла бы иметь все это.
— Не думаю, что я хочу быть такой, как она. И во всем этом участвовать.
— Что ж, это твой выбор. Ты, надо думать, потом идешь ужинать с Питером и всеми остальными.
— Да, так было задумано.
— Тогда мы могли бы встретиться позднее.
— А Эмма? Уехала?
— Очевидно. Так ближе к двенадцати у меня?
— Я буду. Только хочу кое о чем еще тебя спросить: ты так много знаешь о Саманте Сверхуспешной, потому что спал с ней?
На губах Тоби мелькнула улыбка, которую он тут же стер.
— Мне не стоило задавать этот вопрос, да? — спросила я.
— Ты быстро учишься, — был ответ.
Глава двадцать пятая
Через несколько месяцев после презентации книги Питера я, сидя с другими учителями в нашей общей гостиной, наблюдала, как Джимми Картер становится президентом. За несколько дней до голосования количество его сторонников в опросах начало пугающе сокращаться. Казалось, в последнюю минуту президент Форд начал набирать обороты. Мысль о том, что после скандалов во времена Никсона мы можем избрать его тщательно подготовленного преемника, выглядела запредельным сюром. Впрочем, разум возобладал, и американцы проголосовали за порядочного человека из городка Плейнс, штат Джорджия.
Когда Дэвид Бринкли на канале Эн-би-си объявил, что 39-м президентом Соединенных Штатов становится Джимми Картер, кто-то открыл бутылку шампанского «Нью-Йорк». Перед тем как разойтись по комнатам, мы чокнулись за новую эру в политике. В тот вечер я сказала себе: Я не хочу пробыть здесь четыре года и отсюда наблюдать за тем, что происходит. Я хочу сбежать отсюда, и это серьезно.
Однако при этом я понимала, что у меня пока еще нет сил все переосмыслить и начать заново. Даже приезжая в Нью-Йорк — я продолжала наведываться туда по выходным два раза в месяц, — я по-прежнему не представляла, как могла бы жить в этом жестоком мегаполисе, где процветали уверенные в себе, супернапористые и пробивные.
Книга Питера получила блестящие отзывы и привлекла к себе внимание. Он принял участие в книжном турне по тридцати городам, а через несколько месяцев в момент откровенности проболтался мне, что после каждой презентации книги спал с новой женщиной. На гонорар, полученный за экранизацию, он купил себе прекрасную квартиру с двумя спальнями в старом доме в Бруклин-Хайтс — не слишком живописный вид на город, зато высокие потолки и великолепные, по-викториански просторные помещения. Одну из спален Питер переоборудовал под кабинет. Там был небольшой балкон, с которого открывался вид с востока на большую гавань, в которую в свое время приплыли наши предки.
— Я называю это мелвилловским видом, — сказал Питер репортеру «Нью-Йорк таймс», давая ему интервью в своем шикарном новом жилище.
Он обставил его в стильной скандинавской манере благодаря Саманте Гудингс. Она переехала к Питеру и взяла на себя многое в его жизни, включая рекламу их золотой литературной пары — фотогеничной, политически прогрессивной, интеллектуальной и сексуальной. По крайней мере, такими их изобразили в журналах «Нью-Йорк» и «Интервьюз», а также в «Нью-Йорк таймс» на развороте раздела «Стиль». В той же статье было объявлено, что издатели Питера, «Литтл, Браун», подписали с ним договор на публикацию его первого романа, который он анонсировал так: «Не больше и не меньше как художественный обзор нашей эпохи, размышление о том, что значит быть американцем в этом послевоенном мире». Тот факт, что он получил аванс в размере семидесяти пяти тысяч долларов, также стал большой новостью. «Литтл, Браун» надеялись, что смогут опубликовать книгу в конце 1978 года.
— Твой брат, если можно так выразиться, сделал весьма серьезную ошибку, — сказал мне однажды вечером в постели Тоби.
— В чем же это?
— Не нужно было объявлять всему миру, что он пишет большой роман.
— Норман Мейлер это постоянно делает.
— Верно, но разница в том, что он Норман Мейлер. Мы все ожидаем этого от Нормана: он постоянно провозглашает себя гением — возможно, лучшим писателем со времен Гомера. Питер и близко не тянет на Мейлера. Он пока всего лишь дебютант. И книга, хотя и хорошо принята, не дотянула до того уровня, на который надеялись его издатели. А это значит, что великий американский роман, о котором Питер рассказывает всем налево и направо, их реально беспокоит. В этой ситуации твоему брату нужно быть осмотрительнее. А еще ему стоит перестать без конца мотаться по вечеринкам, запереться дома, добраться до стола и начать работать.
— Вообще-то, это Саманта, твоя старая подружка, так усердно затаскивает Питера в бомонд.
— Перестань называть ее моей старой подружкой. Это было минутное увлечение, не более того.
— Тоби, ну я же понимаю, что я не единственная, с кем у тебя есть такая же договоренность. Не переживай, я могу с этим справиться. Но не надо вести себя так, как будто переспать с Самантой Гудингс — это раз плюнуть. Я же видела, как ты смотрел на нее на вечеринке у Питера. Она и сейчас тебе небезразлична. И кто станет тебя винить за это? Просто я не выношу Нью-Йорк именно за то, что он полон вот таких девиц, как Саманта.
— Ты талантливая, красивая… ничем не хуже ее. Ты могла бы здесь многого добиться, но прикрываешься своим Дублином, как щитом, чтобы не двигаться дальше, за пределы пережитых тобой страданий. Да, это ужасно. Но прошло два года. Я не призываю тебя сбросить старую кожу, как рептилии. Но если позволишь, все-таки скажу… ты ограничиваешь себя, продолжая и дальше изображать школьную учительницу из Вермонта и твердить себе: я недостаточно хороша, чтобы выдержать конкуренцию в Нью-Йорке. На самом деле ты достаточно хороша, чтобы добиться здесь блестящего успеха. Но возникает главный вопрос: можешь ли ты взглянуть в лицо жизни?
Вечером, после того как Тоби бросил мне этот вызов, я спросила Дункана, согласен ли он, что я себя ограничиваю. У самого Дункана был роман с Андреа, юристом в сфере развлечений, которая постоянно курсировала между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом и поэтому шутливо называла себя бродягой с двух берегов. Она была умной и энергичной, хотя на мой вкус немного чересчур восторженной. А еще Андреа постоянно намекала Дункану, что ему нужна квартира побольше, здесь обстановка казалась ей «слишком студенческой». Но Андреа искренне поддерживала Дункана и помогала ему в работе. Дункан только что вернулся из Алжира, где брал интервью у Тимоти Лири, бывшего преподавателя из Гарварда, а ныне настоящего гуру ЛСД, выбравшего изгнание в Северную Африку. Каждый раз, когда я располагалась на ночевку за плитой, а Андреа тоже была дома, я слышала, как они шумно и энергично занимаются сексом. Было очевидно, что постель — то, что их обоих сближает.
