— Ты счастливчик, — сказала я Адаму. — Он чудо.
— Я рад, что ты одобряешь, — ответил брат. — И кстати, то, как ты завороженно смотрела на Рори…
— Это не было пробуждением великого материнского инстинкта.
— Извини, кажется, это прозвучало немного патриархально, из разряда «все женщины хотят деток», — улыбнулся он.
— Ты и сам патриархальный, — сказал Питер.
— В традиционных ценностях нет ничего плохого, — ощетинился Адам. — Я за свободу личности. И считаю, что человек имеет право делать то, что хочет, жить, как хочет, зарабатывать столько денег, сколько хочет, и не дожидаться вмешательства со стороны государства.
— Что-то это мне напоминает, — хмыкнул Питер. — Не иначе как твой босс, Тэд, в первый день работы сунул тебе в руки брошюру Айн Рэнд
[132] — преподнес вместе с этими запонками-долларами.
— Айн Рэнд говорит очень правильные вещи о назначении индивида.
— Известные также под именем культа эгоизма, — заметил Питер.
— А давайте закатим большой ужин, я приглашаю, — сменил тему Адам. — Отметим событие.
— Только если это будет дешево и сердито, — сказала я.
— Не обязательно, чтобы было дешево и сердито, — возразил Адам.
— Потому что ты только что срубил полмиллиона? — спросил Питер.
Прежний Адам засмущался бы от этого замечания и скрючился бы, как усталый боксер от удара снизу. Но Наш Обновленный Брат в Шикарном Костюме только пожал плечами и одарил Питера лукавой, проницательной улыбкой:
— Идет, пусть будет дешево и сердито. Как насчет «Таверны Пита», нашего любимого семейного заведения? И заплатить по счету можешь ты, старший брат.
Именно это и делал Питер спустя примерно три часа и три бутылки вина, когда все мы трое уже были, мягко говоря, под мухой. За ужином разговор у нас сразу зашел о странном, каком-то ненормальном воссоединении наших родителей. Как я заметила по этому поводу, «возможно, они вернулись в ту фазу отношений, на которой были до нашего рождения, пока мы не появились и не стеснили их».
— Дети не могут тебя ограничить, — сказал Адам. — Это делаем мы сами.
— Мудро, — заметил Питер. — Но если говорить о людях, родившихся в конце двадцатых… какой у них был выбор, кроме того, чтобы поступать так, как от них ожидало общество?
— Они, собственно, стали первым поколением, которое смогло разводиться без страха, — продолжила я. — Мама как-то говорила мне, что в детстве ни у кого из ее сверстников не разводились родители.
— Зато большинство из них ненавидело своих супругов… — С этими словами Питер, уже не вполне трезвый, как-то неловко схватил Адама за плечо: — Зато ты-то у нас счастлив в браке, верно?
— По крайней мере, я нашел ту, которая хочет со мной остаться.
Питер был заметно удивлен этой словесной пощечиной. Особенно потому, что это было совсем не в стиле Адама — по крайней мере, до того момента, как он надел этот костюм.
— Что ж, поделом мне, заслужил, — тихо сказал Питер.
В ответ Адам легонько похлопал своего старшего брата по плечу:
— Просто перестань проезжаться по поводу Дженет, о’кей?
В ответ Питер молча кивнул. Примечательный это был момент… и грустный. Соотношение сил между двумя моими братьями изменилось. Неуверенный, застенчивый, сомневающийся в себе, немного провинциальный Адам, нашедший убежище в работе хоккейного тренера, стремительно выбивался на первые роли. Для Питера это явилось лишним доказательством того, что его собственная звезда закатилась и он больше не в эпицентре событий.
Адам заметил состояние брата:
— Не сомневаюсь, как только выйдет твой роман — успешный, разумеется, — Саманта тут же постучит к тебе в дверь, прося прощения. Но ты-то будешь продолжать жить дальше, да?
Черт! Это был удар ниже пояса. И Адам выбрал идеальное время, чтобы он отозвался максимально болезненно. Что это было — неужели наконец прорвались сдерживаемые годами обиды и разочарования? Адам обронил однажды: «Не считая лет, когда я играл в хоккей, меня всегда считали малолеткой и слабаком». Или его наставник Тэд давал ему уроки, помогающие перенаправлять внутреннюю агрессию, к тому же подкрепленные кругленькой суммой, которую он только что заполучил? Или ему просто важно было показать Питеру, в чьих руках сейчас власть?
Принесли счет. Адам устроил по этому поводу спектакль, но Питер настоял, что платит он, хотя я знала, что сотня долларов — это сумма, на которую он старается прожить неделю.
— Зачем ты? Это совсем не обязательно, — повторил Адам.
— Нет, обязательно, — отрезал Питер с оттенком пьяной воинственности.
Господи, он ведь тоже унаследовал упрямство нашего отца — упереться и не отступать, не показать слабость, если другой мужчина бросает вызов. Даже если это брат.
— Я, может, и испытываю трудности как писатель, — сказал Питер, доставая карточку банка «Американ Экспресс», — но пока еще в силах угостить ужином брата и сестру, да еще и по такому важному семейному поводу: новое поколение пришло в мир. Но скажи мне вот что, папочка Рокфеллер, что это за высокодоходные облигации ты крутишь на Уолл-стрит?
Адам проигнорировал насмешливую кличку, разлил по бокалам остатки вина и, подняв свой, повернулся к Питеру:
— За тебя и за то, чтобы ты добился успеха в жизни. Потому что, Большой Брат, высоко ли ты взлетишь, зависит только от того, чего ты сам от себя ждешь.
— Я буквально слышу, как рождается песня, — ощетинился Питер. — Или это цитата из книжечки Тэда Стрикленда?
— Какая разница, кто это сказал? Это разумный совет, и мне он, безусловно, помог по-новому взглянуть на самого себя и на мои отношения с миром.
Питер уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут вмешалась я:
— Высокодоходные облигации, Адам. Я хочу узнать о них все.
Адам допил вино, решительно поставил бокал и заговорил.
На протяжении следующих пятнадцати минут он излагал все, что можно было, о высокодоходных облигациях. Я узнала, что их подразделяют на три категории: облигации неинвестиционного класса, спекулятивные облигации и бросовые, или мусорные, облигации. Что облигации с рейтингом ниже инвестиционного уровня имеют более высокий риск дефолта или «других неблагоприятных кредитных событий», но обычно приносят более высокую доходность, чем облигации более высокого качества, что делает их привлекательными для инвесторов, которые не боятся рисковать. Что мусорные облигации работают как долговые расписки компании и приносят высокую доходность, потому что их кредитные рейтинги ниже чистых.