Обфускация
[20]. В разгар этих драматичных событий я вдруг подумала: мой первый мальчик, первый, с кем я переспала, бросается подобными терминами с удивительной легкостью, почти машинально. Может ли возбуждать словарный запас? Арнольд, конечно, не был атлетом — мускулистые амбалы вроде Эймса Суита никогда не казались мне привлекательными, зато меня реально волновали знания и ум. А в эту минуту секс — как способ увильнуть от реальности — был мне реально нужен.
Переплетя свои пальцы с его, я спросила:
— А у тебя же мама сегодня в городе?
Двадцать минут спустя мы занимались сексом на узенькой кровати Арнольда под плакатом с изображением Оливера Уэнделла Холмса
[21]. О сексе: это была неизведанная территория для нас обоих. Арнольд не был бы Арнольдом, если бы не исследовал эту тему самым тщательным образом после первых наших неуклюжих попыток заняться любовью. Обнаружив у родителей экземпляр «Радости секса» — этой книжкой наряду с «Я в порядке — ты в порядке» в тот год зачитывались, кажется, все мамы и папы, — Арнольд узнал всё о разных позициях, о тайнах клитора и секрете оттягивания мужского оргазма. Я была, в общем-то, благодарна Арнольду за этот ускоренный курс интимных наук. Когда мы оба набрались опыта, между нами вспыхнула настоящая страсть. При своеобразном, я бы сказала, профессорском подходе Арнольда ко всему мы достигли неплохих успехов. Никаких ласковых словечек, никаких признаний в любви между нами не было. С одной стороны, как и Арнольд, я была в таких вещах осторожна и не желала произносить вслух того, что считала неправдой. А с другой стороны, нам было по семнадцать — два подростка, нескладные в глазах окружающих, несуразные в собственных глазах, оба довольно замкнутые и изолированные, причем не только в этом городке, куда нас привезли почти детьми, но и в своих собственных заботливых семьях. Конечно, родители Арнольда отличались очень прогрессивными взглядами и поддерживали сына в учебе, поощряя его амбиции. Однако при всем том они слыли сдержанными, холодными и отстраненными людьми, оба были с головой увлечены успешными профессиональными карьерами и редко выказывали Арнольду свою любовь. В то утро, после исчезновения Карли, мы лежали рядом на его узкой кровати, приходя в себя после секса, и Арнольд, все еще обнимая меня, сказал следующее:
— Надеюсь, родители Карли понимают, что сбежала она не от них. Я знаю, отец у нее довольно трудный человек, но, по крайней мере, они постоянно ей твердили, что любят ее.
— А тебе твои родители будто не твердят? Даже мои психованные мамочка с папочкой и то напоминают об этом время от времени.
Арнольд замолчал, избегая моего удивленного взгляда.
— У моих этого нет в лексиконе, — выдавил он наконец. — У меня такое чувство, что они со мной просто мирятся, и так будет до тех пор, пока я их не разочарую.
— Ну, а по-моему, это не так уж плохо.
— Это так уж плохо. — И Арнольд притянул меня к себе. А потом, сменив тему, заговорил о другом: — Надо нам и правда поискать Карли. Давай пройдем по ее обычным местам, хотя бы для очистки совести, чтобы знать, что мы сделали все, чтобы могли.
Мы доехали на велосипедах до придорожного кафе на трассе № 1, где, как я знала, Карли обычно уединялась, чтобы позаниматься или сделать запись в своем дневнике. Подруга не появлялась там два дня. Мы отправились дальше, в кегельбан, где она имела обыкновение выпускать пары, сшибая кегли. Я отвела Арнольда и в публичную библиотеку рядом с Байрем-парком, там у Карли был любимый стул в нише за секцией американской прозы — еще один из ее укромных уголков. И, конечно, мы заехали на место стычки — пляж Тоддс-Пойнт-бич. Ни один из нас всерьез не думал, что Карли прячется где-нибудь за песчаной дюной или катает шары с местными пожарными. Но, как заметил Арнольд, это давало нам иллюзию участия в поисках нашей подруги. Все это растянулось на несколько часов. К четырем мы оба вспомнили, что, безумно увлеченные поисками, до сих пор ничего не ели.
Тогда мы заехали в аптеку на Мэйн-стрит, где имелся буфет. Буфетчица, хмурая женщина с карандашом в волосах, скреплявшим пучок, ярко красила пухлые губы и непрерывно жевала резинку.
— А вы, ребятки, из олд-гринвичской старшей школы? — спросила она, приняв у нас заказ.
— Совершенно верно, — кивнул Арнольд.
— А почему ж не в школе? — удивилась женщина.
— Нас на сегодня освободили от уроков, — ответил Арнольд почти возмущенно, будто уж кого-кого, а его невозможно было заподозрить в том, что он прогуливает школу.
— Это из-за той девочки, которая пропала?
— Может быть, — уклончиво сказала я.
— Я слыхала, сегодня двоих учеников задержали по подозрению, что они что-то с ней сделали.
Мы с Арнольдом изумленно переглянулись.
— А вы не слышали, какие у полиции улики против них? — спросил Арнольд.
— Вроде бы велосипед той девочки нашли в Байрем-парке, а двоих ребят, которых арестовали, видели там примерно в то же время, что и ее. И говорили, что у них вроде имелся на нее зуб…
Дожевав сэндвичи с горячим сыром и допив холодный чай, мы снова вскочили на велики и поспешили к миссис Коэн. Постучав, мы почти не удивились, когда дверь открыла моя мать.
— А вы что здесь делаете? — спросила она.
— Мы услышали, что в Байрем-парке нашли велосипед Карли, — сообщила я.
— И хотели поддержать миссис Коэн, — добавил Арнольд.
Мама смотрела на меня исподлобья, давая понять, что знает, что я нередко искала убежища дома у Коэнов.
— Сейчас не самый подходящий момент, — сказала она.
Но из-за ее спины раздался голос миссис Коэн:
— Впусти их, Бренда.
Мама неохотно посторонилась. Следом за ней мы прошли на кухню, где за столом сидела миссис Коэн с красными от слез глазами. Арнольд мгновенно оценил ситуацию, сейчас он был само сочувствие. Взяв стул, он сел напротив мамы Карли и накрыл ее руки ладонью:
— Миссис Коэн, я хочу, чтобы вы знали: я абсолютно убежден, что Карли вернется домой.
— Как ты можешь быть так уверен, Арнольд? — тут же подоспела моя мама. — Мы только что услышали от детектива, который, как я понимаю, разговаривал с вами утром, что они задержали Эймса Суита и Деб Шеффер. Их подозревают в причастности к исчезновению Карли. И Деб Шеффер вроде призналась в полиции, — продолжала мама, — что вчера вечером, примерно в полвосьмого, они столкнулись с Карли в Байрем-парке…
— Что там делала Карли? — перебила я.
Миссис Коэн пожала плечами и опустила голову:
— Дочка не рассказала мне о том, что случилось. Она провела дома два часа после того, что произошло на пляже, и даже полсловечка мне об этом не сказала. — И она снова ударилась в плач: — Что мне стоило просто поговорить с Карли, расспросить, что стряслось?!
