И вдруг я услышала, что Боб в спальне плачет. У Дункана глаза полезли на лоб. Взяв лежащий на кухонном столе блокнот, он нацарапал номер:
— Моя квартира в пяти минутах ходьбы отсюда. Если я тебе понадоблюсь или тебе придется сбежать отсюда, позвони мне, и я тут же вернусь. Ты можешь занять мою кровать, а я себе постелю на диване.
— Ты джентльмен.
— К моему безмерному сожалению. — И, в последний раз пожав мне руки, он прошептал: — Держись.
Плач из спальни стал громче.
Дункан схватил свой плащ и сбежал вниз по лестнице. Я открыла дверь в спальню. Боб скорчился на полу, закрыв лицо руками. Первым моим побуждением было подбежать и обнять его. Но кровь на рубашке, эти его слезы и явное опьянение остановили меня. Я подумала: он сделал что-то ужасное.
— Что случилось? — спросила я.
— Я только что все разрушил, — ответил Боб.
Боб, собственно, не сделал ничего ужасного. Это сделали его дружки. Но Боб, пьяный, обкуренный, был рядом, пока четверо его товарищей из братства избивали Хоуи Д’Амато.
— Мы зачем-то забрели в дом Каппа Зет… — Боб тяжело вздохнул.
— Какого хрена вы делали в этом зверинце? — перебила я его вопросом.
— А как ты думаешь? Курили. Несли чушь. Кто-то принес спиды. Трое ребят, с которыми я был, проглотили по таблетке.
— А ты?
— Нет. Я только пил и пил, немного покурил травки.
— Ты много выпил?
— Крепкого тоже принял немного.
— Какого крепкого?
— Текилы.
— Отлично.
— Да, я вел себя как последний кретин.
— Ты забыл, что я жду тебя у Сэма.
Боб опустил голову:
— Я же говорил себе два раза: «Вали отсюда. Или к Элис». Но ребята из братства так уговаривали… Часов в одиннадцать мы решили вернуться в дом Бета. Пошли туда через Боудинские сосны
[66]. Я так нажрался, что перед глазами все плыло. Но я помню, что кто-то шел нам навстречу и у него были кучерявые зеленые волосы. Один из наших, Билл Мэройс, крикнул: «Эй, гомик зеленый!» Хоуи хотел парней обойти, но они вдруг его окружили.
— И ты тоже?
— Ты что! Нет, конечно. Я стоял, прислонившись к стволу, даже не рядом. Мэройс и еще один из парней начали издеваться над Хоуи, спрашивали, что он делает в лесу — может, решил снять кого-нибудь? Хоуи пробовал отойти. Они ему перегораживали путь.
— А ты ничего не сделал? — ужаснулась я, представив, как страшно было, наверное, Хоуи.
— Я был такой пьяный, что на какое-то время отключился. Когда пришел в себя, Хоуи кричал на Мэройса: «Это ты здесь реальный гомик, а не я. Ты же два раза ко мне подкатывал в бассейне». Вот тут-то Мэройс и саданул ему под дых. Повалил на землю, упал на него сверху, придавил его коленями и стал молотить по лицу кулаками.
— И ты его не остановил?
— Я вмешался. Крикнул Мэройсу, чтобы он прекратил. Попробовал оттащить его от Хоуи. Тогда другой чувак, Дейв Дервин, оттолкнул меня и сказал: «Зеленый гомик должен заплатить за оскорбление». Я полез в драку. Дервин заломил мне руку за спину, пригрозив, что сломает, и держал, пока Мэройс мутузил Хоуи. Я кричал Мэройсу, что он гребаный урод и что, видно, обвинения Хоуи — правда. Тогда он со всего маху заехал мне кулаком в солнечное сплетение. Я упал на колени. А они пошли прочь и ржали во весь голос.
— А Хоуи?
— Лицо — месиво. Все в крови, нос сломан, передние зубы выбиты. Он только стонал, говорить не мог. Я как-то умудрился поднять его на ноги. Как-то взвалил на плечи. И как-то дополз с ним до медпункта. Медсестра только ахнула, когда увидела его лицо. Вызвала «скорую», вызвала копов. И те и другие были в кампусе через десять минут. Мужики со «скорой» сказали сестре, что травмы у Хоуи очень серьезные и надо быстрее везти его в больницу в Портленде, там есть пластический хирург, который приезжает по вызову в реанимацию.
— А копы?
— Повезли меня в участок в городе.
— Ты им все рассказал?
— Я назвал все имена, подробно рассказал, что произошло, сказал, что парни были пьяные и под декседрином, да и я сам тоже был вдрабадан пьяный.
— А про травку не сказал?
— Я не настолько выжил из ума. Но признался, что выпил немерено текилы. Копы спросили, не хочу ли я вызвать адвоката, но я отказался. Им это вроде как понравилось. У них были показания медсестры из медпункта колледжа, что это я притащил Хоуи и рассказал ей, что пытался вмешаться, но был слишком пьян…
Боб снова уткнулся лицом в ладони и заплакал. А у меня пропало всякое желание обнять его и утешить. Я смотрела на него со смесью недоверия и неприязни. Хотя он и умудрился доказать свою невиновность в этой ситуации, что-то между нами изменилось окончательно и бесповоротно. Меня переполняло совсем другое чувство — удивление от того, как любовь к другому человеку может прекратиться в один момент.
— Ты считаешь, что полиция поверила в твою историю? — спросила я.
— Копы сказали, что я остаюсь под подозрением, пока Хоуи не придет в себя и не даст показания.
— А как он себя чувствует, не знаешь?
Боб помотал головой.
— Мы должны позвонить в больницу, — сказала я.
— Я уже звонил — пока сидел в участке, мне разрешили сделать один звонок. Еще копы отобрали у меня водительские права и сказали, чтобы я не уезжал из Брансуика, не сообщив им.
— Они имели на это право?
— Я не хотел с ними спорить из-за такой мелочи. В любом случае, когда всплывет, что произошло и что я не смог парней остановить, потому что слишком надрался…
— Ты все же попытался, и за это тебе от них тоже перепало. В глазах общественности это тебя оправдает. То, что ты отнес Хоуи в медпункт, тоже зачтется. Ты выкарабкаешься, и из колледжа тебя не выгонят. Потому что в этой истории ты неплохо себя показал.
Но Боб только тряс и тряс головой.
— Ты чего-то недоговариваешь?
В ответ Боб тяжело поднялся на ноги, стянул с себя одежду и скрылся в ванной. Когда дверь за ним закрылась, я услышала звук душа, включенного на максимум. Я подняла с пола его окровавленные белую рубашку и белую футболку. Вышла на кухню. Там вынула ведро из-под раковины, налила горячей воды, добавила четверть колпачка «Хлорокса» и замочила одежду. Вода мгновенно стала алой. А у меня перед глазами вдруг встала картина: кулак этого зверя Мэройса врезается в нос Хоуи. Почему Боб вдруг вернулся к старому и потащился вечером с этими отморозками? Возможно, из колледжа его и не исключат, но теперь ему придется жить с постоянным чувством вины.
Вернувшись в комнату, я взяла его джинсы и шерстяной джемпер спортивного клуба с большой буквой «Б», вышитой на груди слева. Все это тоже было пропитано кровью.
