До Тринити я дошла пешком и застала Рут, у которой как раз заканчивалась смена.
— Спасибо за совет, — поблагодарила я. — Кажется, я кое-что нашла.
Я в подробностях рассказала ей о своем визите.
— Похоже, это удача, тем более что он разрешил тебе все там изменить.
— Вообще-то, сейчас это свалка рухляди.
— Поделюсь с тобой местной мудростью — свалка предоставляет тебе выбор. Смирись с тем, что это ночлежка, и живи в ночлежке без хлопот… или попробуй превратить ночлежку во что-то приемлемое и даже удобное.
— Разве любой человек не выберет второй вариант — категорически отказаться от свалки и жить лучше?
Рут одарила меня язвительнейшей улыбкой:
— Много тебе еще предстоит узнать об этом месте.
Глава двенадцатая
Утром, когда я открыла глаза, на меня смотрел Иисус. Лампа Пресвятого Сердца отбрасывала из угла кроваво-красные блики на мою узкую кровать. После ночи, проведенной на простынях из полиэстера, тело было холодным и влажным на ощупь. Забавно, но в первые секунды я не могла понять, где нахожусь, пока не поймала на себе взгляд Господа и Спасителя нашего, распятого на кресте, и не услышала стук в дверь.
— Элис, уже половина восьмого. — Это был неодобрительный голос миссис Бреннан. — Если хотите позавтракать, лучше спускайтесь немедленно.
Через пять минут, одетая и с ощущением того, что именно сейчас мне жизненно необходима эта еженедельная ванна, я предстала перед миссис Бреннан. Дама, поприветствовав меня кивком и испепеляющим взглядом, поставила тарелку с яичницей и беконом. За столом обнаружилась и моя соседка. Когда я вошла, она застенчиво улыбнулась.
— Ты, наверное, Элис, — сказала девушка. — Добро пожаловать. А я Джасинта.
Хотя Джасинта была старше меня всего года на два или на три, она одевалась и держалась как сорокалетняя женщина. На ней были кремового цвета кардиган и тонкий свитер в тон, на шее маленький золотой крестик, украшенный жемчугом. Картину дополняли твидовая юбка, телесного цвета колготки и ярко накрашенные губы. С первого взгляда на нее мне стало ясно, что миссис Бреннан ее затюкала.
— Ну, Джасинта, расскажи-ка Элис, как вы по утрам пьете чай с отцом Райли.
— Это священник при колледже в Тринити, — объяснила Джасинта.
— Католический, — добавила миссис Бреннан.
— Он милейший человек. Такой интересный, и начитанный, и добрый. Может быть, ты хочешь заглянуть к нему со мной сегодня утром? — предложила Джасинта.
— Спасибо за предложение, но мне к десяти нужно успеть кое-куда.
— Что ж, тогда в другой раз, — согласилась Джасинта.
— Непременно, — кивнула я.
— Проследи за этим, — наставительно сказала миссис Бреннан Джасинте, которая в ответ зарделась.
Десятью минутами позже мы обе шли к автобусной остановке на Сэндимаунт-стрит Отойдя на десять шагов от дверей дома миссис Бреннан, я первым дело вынула из кармана пачку «Кэрроллс».
— Можно я у тебя стрельну одну? — спросила Джасинта. — Курить до смерти хочется.
Я протянула ей пачку сигарет и спички. Джасинта глубоко затянулась и, облегченно вздохнув, выпустила струю дыма.
— Как же меня бесит эта старая сука, — сказала она.
Такое резкое выражение в ее устах меня удивило, но слышать это было довольно приятно.
Подошел автобус 7А с надписью Ан Лар. Мы вошли и поднялись на уровень для курящих.
— Почему ты не съедешь от бабки и не найдешь другое жилье? — поинтересовалась я.
— Родители от меня откажутся.
— Обычно на словах они угрожают страшнее, чем может оказаться на деле.
— Мой па — заместитель начальника большой тюрьмы. Со мной и тремя моими братьями у него разговор короткий: «Мое слово — закон». Мама… та еще хуже. Когда они узнали, что я встречаюсь с парнем в Мейнуте…
— Он был священником, нет?
Джасинта прикрыла ладонью рот, ее реакция на мой провокационный комментарий была чем-то средним между шоком и удовольствием.
— А ты шутница. Его зовут Эйдан. А отец у него — гарда в Литриме.
— Что такое гарда?
— Полицейский. Моему отцу это должно было бы понравиться, сам же в тюрьме служит. Но как только мои узнали, что мы съездили на пару дней в Дублин… в общем, теперь в их глазах я падшая женщина. Хотя у нас ничего и не было.
— Почему же тогда?
— А как ты думаешь? Предполагается, что девушка должна хранить невинность до замужества.
— Это правило нарушают очень и очень многие, я точно знаю.
— Только не в моей семье и не в Порт-Лиише
[70]. Ты послушай, что дальше было.
— Давай, это интересно.
Я предложила Джасинте еще одну сигарету, она взяла и тут же снова закурила.
— Можно я спрошу у тебя кое о чем, — улыбнулась я. — С этим парнишкой, Эйданом… это была твоя инициатива, не доводить до конца?
— Конечно. Ты же знаешь, что такое мальчики.
— Знаю. Но я хочу задать тебе еще один вопрос. Теперь… дело прошлое… скажи, ты не жалеешь, что вы с ним не переступили черту?
— Это слишком личное. — Джасинта покраснела.
— Прости, я не хотела лезть тебе в душу. Просто…
— Да, я об этом жалею. Тем более что мне потом пришлось пройти через настоящий ад. Родители мне не поверили, хотя я клялась и божилась, что не потеряла девственность. Знаешь, что заявил мой па? «Если это так, значит, ты не будешь возражать, чтобы тебя осмотрел врач и подтвердил, что ты говоришь правду».
— Но ты, конечно, отказалась, — предположила я.
— У меня не было выбора, пришлось явиться к врачу и пройти это ужасное освидетельствование. Па грозил, что не станет платить за мое обучение, если я откажусь. Что я могла поделать?
— А когда врач доложил им, что твоя девственная плева действительно цела…
— Не так громко, пожалуйста.
Вообще-то, свой вопрос я задала шепотом, но решила не спорить.
— Что сказал твой отец, когда узнал, что ты говоришь правду?
— Он все равно пошел и поговорил со священником, который отвечал за студентов. Он, по сути, заявил, что хочет, чтобы я возвращалась к себе домой не позднее девяти… потому что я девушка неуравновешенная и меня могут снова ввести в искушение.
— И священник подчинился?
— Еще бы. Этот ублюдок-садист — прости, Господи, меня за такие слова — ловил кайф оттого, что был моим тюремщиком на последнем курсе универа.