— Знаете, кто это? — спросил Дезмонд.
Я помотала головой.
— Прототип Быка Маллигана в «Улиссе» Джойса. Блестящий остроумец, истинный денди, зубоскал и распутник. Человек, который жил так, как хотел, в Ирландии той эпохи, когда за личную независимость приходилось дорого платить, как, впрочем, и сейчас. Словом, сейчас у меня нет других гостей — немецкий ученый, который два месяца проводил здесь свои исследования, съехал на той неделе, — и я подумал, что эта комната, возможно, покажется вам наиболее приемлемой.
Он открыл дверь, и я тихо ахнула. В комнате с высоким сводчатым потолком и зелеными велюровыми обоями стояла массивная кровать с балдахином и зеленым бархатным покрывалом. Впечатление дополняли мягкое кресло, обитое такой же зеленой тканью, с подставкой под ноги, небольшой письменный стол красного дерева, живо напомнивший мне конторки девятнадцатого века из приключенческих фильмов про Индию Викторианской эпохи, две лампы в стиле Тиффани по обе стороны от кровати и газовый камин для отопления.
— Ух ты! И мне можно здесь жить? — спросила я.
— Я уверен, что мы сможем договориться, — улыбнулся Дезмонд. — Однако важнейшую часть опыта дублинских студентов — жизнь в тесной, холодной и убогой комнатушке — вы, кажется, тоже не упустите?
— На это я уже подписалась.
И я рассказала Дезмонду о том, как оказалась на Пирс-стрит.
— Что ж, из таких ситуаций всегда можно найти выход. Но пока мы отложим эту проблему и вернемся к ней позже. Вы упомянули, что нынче утром сбежали из жилища почтенной матушки, даже не умывшись. Не желаете ли принять ванну? Между прочим, если вы хотите принимать ванну ежедневно, меня это устраивает.
Чудесная ванна на львиных лапах мне тоже очень понравилась. Дезмонд предложил мне распаковать вещи, пока он наполнит ванну и бросит в воду свою любимую соль, чтобы «смягчить воду». Когда он оставил меня разбирать одежду и раскладывать книги и бумаги на столе, я запрыгала от радости, что мне выпала такая удача. Между нами мгновенно возникло понимание и симпатия. Спустя пятнадцать минут, погрузившись в ванну, благоухающую лавандой — соль, о которой говорил Дезмонд, — я мысленно поблагодарила его за порядочность и великодушие. И даже начала задаваться вопросом, не получится ли отказаться от крошечной квартирки на Пирс-стрит.
Позже тем же вечером, после того как мы поужинали отбивными с жареным картофелем и стручковой фасолью, запивая их французским вином, а потом полакомились очень вкусным десертом под названием «шерри трайфл»
[76], Дезмонд, проанализировав мою ситуацию, сделал любопытный вывод:
— В том, чтобы убегать от горя и страданий, нет ничего дурного. Хотел бы я в свое время иметь такую возможность. Сердечная боль становится только сильнее, если остаться там, где случились печальные события. Я восхищен вашей стойкостью и тем, что вы, как принято говорить, проголосовали ногами.
Мне стало интересно, что за страдания выпали на долю Дезмонда. То, как он о себе рассказывал — приоткрывая что-то, но не вдаваясь в подробности и конкретные детали, — подсказывало мне, что не стоит и пытаться узнать больше. Он выбрал такую манеру, обтекаемую и уклончивую, сам определяя границы, заходить за которые мне не следовало.
Помню, как я ложилась в постель — от усталости и впечатлений голова шла кругом, но я чувствовала себя счастливой. Набросив на плечи одеяло, я оглядела комнату и подумала: интересные расклады подбрасывает человеку жизнь. И у случайностей есть свои преимущества.
Впервые с тех пор, как покинула Штаты, я как следует выспалась.
— Погода солнечная — редкость для зимы, — сказал Дезмонд наутро за завтраком. — Какие у вас планы на день?
— Я собиралась навестить свою квартиру — посмотреть, как продвигается ремонт.
— Это может подождать. Позвольте мне показать вам город.
Автомобиль Дезмонда, припаркованный в узком переулке за домом, был темно-зеленый и звался «Моррис-майнор»
[77]. Чтобы его завести, нужно было вставить изогнутую ручку в специальный паз в передней части машины, потом добежать до водительского места, включить зажигание, вернуться к ручке и быстро крутануть один раз. После четырех таких пробежек мотор наконец чихнул и завелся.
— Если вы настроены на достаточно долгий день, — сказал Дезмонд, — то, учитывая, что сейчас только половина девятого и до темноты еще целых семь часов, я предложил бы вам большой тур по южному Дублину и свозил бы вас в Уиклоу. «Сад Ирландии», как пишут в путеводителях. Там есть на что взглянуть.
Весь остаток дня Дезмонд говорил без умолку. Но меня это не напрягало, поскольку в результате я прекрасно познакомилась с Большим Дублином и его ближайшими пригородами. С обогревом «Моррис-майнора» дело обстояло не лучшим образом. Так как день выдался особенно холодный, то я открывала для себя районы Дублина, такие непохожие друг на друга, не снимая перчаток и кутаясь в шинель. Элегантность и изысканность Боллсбриджа. Унылые деревенские бунгало Стиллоргана. Мешанина, какую представлял собой Дун Лэаре с его домишками рабочих, более респектабельными домами образованных людей, крайне скромным торговым центром и удивительным пирсом, вдающимся глубоко в Дублинский залив и обращенным к паромному порту. Этот порт, по словам Дезмонда, видел много горя, когда поколение за поколением ирландские семьи отправляли своих детей ночным рейсом в Холихед
[78] в Уэльсе, а оттуда в Британию, искать новой жизни и счастья. Показал он мне и башню Мартелло в Сэндикоув, где Стивен Дедал из «Улисса» делил кров с Быком Маллиганом. Из башни открывался фантастический вид на залив, но внутри она показалась мне аскетичной и унылой, как монашеская келья. Но больше всего меня ошеломили дорога от пригорода Долки вдоль вершины утеса и величественный вид, открывшийся в конце пути: залив Киллини и его скалистый берег.
— Мы зовем его дублинским Неаполитанским заливом. И правда, он почти такой же обалденный, как знаменитая итальянская панорама.
Потом мы отправились по обширным дублинским пригородам. Дезмонд показывал мне современные жилые кварталы, дома в которых напоминали послевоенную застройку в Левиттауне в Штатах.
— Нацию постиг архитектурный упадок, называемый «коттеджный рай», — объяснил Дезмонд. — Это отвратительный стиль современных домов, который больше подходит для такого места, как Даллас… не то чтобы я там бывал, но все говорят, что это шокирующее место… к тому же там убили нашего Джона Фицджеральда Кеннеди. Вам следует знать местное словечко: гомбинизм. Гомбин
[79] — это человек, который продаст друзей, свою семью, своих единомышленников за несколько лишних шиллингов. Сейчас Дублин разоряют вот такие застройщики — гомбины до мозга костей.
