Вскоре мы выехали на открытое место. Зеленые холмы, покрытые снегом. Гора — суровая, внушительная, треугольной формы — была известна, по словам Дезмонда, как Сахарная голова. Дорога шла вверх. Мы ехали среди пустошей, время от времени нам встречался одинокий дом, но в основном вокруг была открытая до горизонта земля, суровая, но величественная. Казалось, мы уже очень далеко от города, который только что покинули. Открытие, что такая красота — грубая, мужественная, как будто отрезанная от внешнего мира, — находится всего в каких-нибудь двадцати милях от Дублина, меня потрясло. У развалин средневекового монастыря в Глендалох мы остановились, чтобы выпить чаю и перекусить. На горную дорогу, которая называется Ущелье Салли, мы попали еще засветло. Пересекая уединенную, негостеприимную местность, дорога — своего рода чудо инженерной мысли — вилась, делая головокружительные виражи.
— Это так называемая трясина… кстати, то же слово используют как эвфемизм для уборной. Но в данном случае речь идет о болоте, где земля топкая, илистая и слишком мягкая, чтобы выдержать вес человека.
Когда мы почти добрались до верха, я попросила Дезмонда остановиться и вышла из машины. Мои башмаки с хрустом проломили тонкую ледяную корочку на дороге, уже вечерело, и казалось, что вокруг еще темнее из-за тумана, исходившего, казалось, прямо от земли. Было в этой местности что-то реально завораживающее и зловещее, ощущение первобытности и призрачности, усиленное диким величием самого Ущелья. Дезмонд остался в машине, а я отошла довольно далеко, ощущая, словно иду к краю какой-то пропасти. Настоящему краю света. Ни безлюдный пляж в штате Мэн, ни уголки Белых гор в Нью-Хэмпшире, ни одно из тех немногих мест, где мне доводилось сталкиваться с природой, не вызывало у меня такого неподдельного изумления, которое охватило меня сейчас. Я пошла обратно. Спустился туман; автомобиль — мой выход из этого запретного мира — скрылся из глаз. Тишина была просто невыносимой. Как и ощущение того, что, кроме этой узкой дороги, на которой я стояла, ничто не связывало это место с жизнью, какой она была в то восьмое десятилетие двадцатого века. Я была одновременно и испугана, и очарована. На несколько драгоценных мгновений мне удалось полностью отключить ощущение прошлого со всеми его неотъемлемыми связями. Возникла иллюзия жизни с чистого листа, в которой не имело значение ничто из той ноши, которую я тащила на плечах. Я ощущала мокрый снег на своем лице, холод вокруг, выл ветер — единственный звук, который я могла разобрать. Пока не раздалось несколько отчетливых сигналов автомобильного гудка — меня звали обратно. Когда я подошла, Дезмонд не улыбался.
— Я уж думал, что вы решили отдаться на волю мистике и шагнуть с обрыва, — сказал он.
— Это место действительно обладает странным притяжением.
— Так и есть. Идет человек сюда в поход, подвернул лодыжку или что-то в этом роде, и его труп находят только через несколько месяцев. А если в Дублине убивают какого-нибудь бандита, нет лучшего места, чтобы спрятать тело, потому что стоит сойти с дороги и отойти на полмили, и ты попадаешь в места, которых лучше избегать.
Вдруг почувствовав, что очень замерзла, я обхватила себя за плечи.
Дезмонд включил обогреватель:
— У британского авто, построенного в 1957 году, есть одна проблема, и заключается она в том, что он упорно не желает прогревать воздух. Теперь вы понимаете, почему я посигналил вам через пять минут слияния с природой. Становится чертовски холодно. Откройте-ка бардачок — и найдете бутылочку «Пауэрс».
— Вы держите виски в машине?
— О да, и не стану извиняться. Это исключительно в медицинских целях, на такие случаи, как сейчас. А теперь сделайте глоточек.
Я не мешкая дважды хлебнула из бутылки. Это помогло. Дезмонд завел автомобиль.
— Что ж, — сказал он, — пора назад, к цивилизации. Хотя я не то чтобы считал Дублин цивилизованным. Знаете, Элис, я вот о чем думаю: вы не будете против, если я проедусь с вами до Пирс-стрит, взгляну, во что вы там ввязались?
— Да что вы, незачем…
— Давайте обойдемся без этого. Позвольте мне просто посмотреть, что там и как.
Я сочла, что будет полной неблагодарностью ответить отказом, учитывая всю его доброту и щедрость. Мы добрались до города, и Дезмонд направился на Пирс-стрит.
— Не хочу вас смущать, но эта улица не для молодой девушки вроде вас.
Когда я постучала в дверь дома 75А, Шон открыл сразу, на нем все еще были те же пижамные штаны и изъеденный молью кардиган.
Он улыбнулся нам своей характерной улыбкой повесы:
— А вот и прекрасная Элис. О, и Оскар Уайльд собственной персоной.
Дезмонд поджал губы.
— Вероятно, мне следует попросить у вас совета касательно гардероба, сэр, — сказал он.
— Всегда к вашим услугам, — ответил Шон и добавил, обращаясь ко мне: — Ваш парнишка, Джерард, здесь, трудится не покладая рук.
Не знаю, чем так занят был Джерард, но только не ремонтом. Он мало что успел, только оборвал обои и замазал штукатуркой пару вмятин в стене.
— Не ожидал вас так скоро. — Вид у Джерарда был виноватый, будто его застали за чем-то нехорошим.
— Но вы же обещали мне закончить к концу недели.
— Возникли обстоятельства. Если вы дадите мне еще недельку…
— На следующей неделе начинается семестр, — возразила я. — К этому времени мне нужно переехать сюда.
— Это не мои проблемы, — буркнул Джерард, мрачнея на глазах.
— Простите, — вмешался Дезмонд, — но это ваши проблемы.
— А вы кто такой?
— Я ее дублинский дядя.
— Ну да, конечно.
— Вы назвались маляром. Посмотрите, в каком виде эта комната. А срок есть срок, — продолжал Дезмонд.
— Да кто вы такой, блин, чтобы мне указывать?
Джерард начал заикаться — ему не удавалось выговорить слова, а в голосе появились нотки угрозы.
— Сколько вы заплатили этому невеже? — обратился Дезмонд ко мне.
— Я должна была сегодня заплатить ему дополнительно пять фунтов.
— И я хочу получить гребаные денежки, — заикаясь, выпалил Джерард.
— На кого вы работаете?
— С чего вы взяли, что я буду отвечать на вопросы этого педика?
Дезмонд внезапно схватил Джерарда за лацканы, притянул к себе и дважды ударил его ладонью по лицу:
— Этот педик терпеть не может идиотов. Тебе понятно или хочешь еще один звонок?
Джерард покачал головой, по его лицу катились слезы.
— Так где ты служишь?
— «Краски Кафферти».
— Финбарр Кафферти?
Джерард кивнул.
— Твой босс — один из моих старинных друзей, — сообщил Дезмонд, отталкивая Джерарда. — А теперь пошел вон.
