— Право же, вам не стоило… — пролепетала я.
— Согласен, не стоило, — подхватил Шон. — А он вот сделал все это для тебя. Вот бы мне такого дядюшку, как твой.
— Я не привыкла к такой доброте.
— Пора открыть вино, по-моему, — предложил Шон.
Я была в восторге от своей комнаты. Первое место, которое я могла назвать своим. Я научилась разводить огонь с помощью торфяных брикетов, но купила и обогреватель, а к нему маленькую тележку для канистры, пополнять которую требовалось раз в две недели. Только так удалось изгнать сырость, въевшуюся в стены, казалось, навечно. В общей ванной тоже всегда было холодно — электрический обогреватель, установленный над дверью, почти не грел, — и я приспособилась принимать не больше трех ванн в неделю. Все удобства, которые в Америке считались само собой разумеющимися — центральное отопление, горячая вода в любое время суток и возможность изоляции от внешней среды, — здесь были в дефиците. Но я приспособилась и, поражаясь самой себе, научилась обходиться без того, что недавно казалось совершенно необходимым. Вечером 20 апреля я писала эссе об ольстерском поэте Луисе Макнисе, когда совсем рядом с нами, на Саквилл-плейс, взорвалась бомба. Взрыв был такой силы, что в моем окне задрожали стекла. Следом воцарилась жуткая тишина, которую нарушало только хлопанье дверей на моем этаже. Выйдя в коридор, я увидела Шейлу, сбегающую по лестнице вместе с несколькими другими жильцами. Я последовала за ними. Входная дверь была открыта, на нас пахнуло холодным зимним воздухом. Шон был уже там. Когда я попыталась выскочить на улицу, он положил мне руку на плечо:
— Не нужно тебе туда. — И показал на дым, валивший в небо по другую сторону Лиффи.
— Бомба? — спросила Шейла.
Шон кивнул. Завыли сирены — к месту происшествия спешили спасатели.
— Черт! — бросила Шейла.
Сзади меня раздался незнакомый голос:
— Мне нужно бежать. У меня там сейчас мама, в Нортсайде.
Говорила Дервла, студентка из Уэксфорда, изучавшая в Тринити искусствоведение; наши комнаты были рядом.
— Нельзя тебе идти, девочка. — Шон остановил ее, обняв за плечи.
— Мама пошла в «Арноттс» покупать мне простыни и полотенца.
— Не пущу. Не позволю я тебе в это лезть… — Шон был непреклонен. — Тем более что террористы часто закладывают вторую бомбу рядом, чтобы подловить тех, кто убегает от первой.
Дервла стихла, еле сдерживая слезы. Подумав, что она решила вернуться в дом, Шон выпустил ее, и в ту же минуту девушка метнулась мимо него и бросилась бежать по направлению к месту взрыва, без пальто, под снова начавшимся дождем.
— Черт! — выругался Шон.
Я бросилась за Дервлой. Двигалась она очень быстро и решительно, так что я нагнала ее только в самом конце Пирс-стрит. Когда я наконец схватила ее за руку, девушка вырвалась и направилась в сторону моста О’Коннелла. Однако гарда уже перегородила проход, не пропуская никого. Потеряв последнее самообладание, Дервла закричала на полисменов. Тут подоспела я, обняла ее обеими руками… она зарыдала, уткнувшись мне в плечо. Так в обнимку мы добрели до дома. Дожидавшийся у порога Шон вздохнул с облегчением.
— Умница, Элис, — сказал он, увлекая нас в свою комнату и усаживая у полыхающего жаром электрокамина. — Грейтесь, а я приготовлю что-нибудь, чтобы вы не так стучали зубами.
В представлении Шона жидким эквивалентом центрального отопления был подогретый виски: две стопочки «Пауэрс» на стакан, туда же чайную ложку сахара, ломтик лимона, гвоздику для аромата, долить доверху крутым кипятком из чайника, опустив в стакан ложку, чтобы не треснуло стекло. Мы сидели у камина, когда хлопнула входная дверь. Оступаясь, вошел Диармуид, занимавший квартиру на верхнем этаже дома и работавший в библиотеке Национальной галереи на Меррион-сквер. По лбу у него струилась кровь. Мы вскочили и бросились к нему.
— Господи, помилуй, — приговаривала Дервла, усаживая мужчину в кресло, где только что сидела сама.
Она крикнула Шону, чтобы тот принес горячей воды и чистое полотенце.
— Где же тебя накрыло?
— Решил прогуляться по Саквилл-плейс, и тут эта машина взорвалась, — объяснил Диармуид. — Я, видно, прошел мимо бомбы за каких-то тридцать секунд до взрыва. Черт знает что за безумие творится кругом.
Пока Шон бегал на кухоньку за средствами первой помощи, я плеснула в стакан щедрую порцию виски и подала Диармуиду.
— Вот спасибо, — сказал он и прибавил: — А чинарика у тебя, случайно, не найдется?
Я отдала ему свой только что прикуренный «Данхилл». Дервла тем временем достала из кармана белоснежный платочек и вытирала кровь, текшую у мужчины из ранки на лбу, чуть ниже волос.
— Это тебя осколком стекла? — спросила она.
— Да уж, прилетела какая-то штука, — ответил Диармуид.
— Хорошо хоть, что в глаза не попало, — сказала Дервла.
Когда уже подоспел Шон с миской теплой воды и чайным полотенцем, в комнату влетела Шейла. Увидев Диармуида с кровью на лице, в рубашке и куртке, она вытаращила глаза:
— Господи… Ему срочно нужно в больницу.
— Поймать сейчас такси будет непросто, — проворчал Шон в тот момент, когда Дервла отняла свой платок от раны, и из нее сразу потекла струйка крови.
Окунув полотенце в теплую воду, девушка приложила ее ко лбу Диармуида, ахнувшего от боли.
— Полотенце чистое? — спросила она у Шона.
— Ты его в кипяток запихнула. Это убьет что хочешь.
— Ему нужно наложить швы, — вступила в разговор Шейла. — У меня за углом машина моей ма.
— Так чего мы ждем? — спросила Дервла. — На машине мы за пять минут доставим его на Холлс-стрит.
— Да это же гребаный родильный дом! — воскликнул Шон.
— Думаю, сегодня они принимают всех, а не только беременных, — возразила Дервла.
Тут зазвонил телефон, и я выбежала в коридор.
— Умоляю, скажите, что Дервла дома, — раздался возбужденный голос.
— Она здесь.
— Ох, слава Богу!
— А вы ее мама?
— Она самая.
— Дервла, твоя мама! — громко крикнула я.
Несколькими часами позже мы вспоминали детали происшествия, сидя в баре «Маллиган». Диармуид, которому в роддоме обработали и зашили рану, платил за напитки для всей компании. Дервла к этому времени встретилась с матерью, которая, когда взорвалась бомба, как раз проходила по О’Коннелл-стрит, совсем рядом с Саквилл-плейс. Женщина так перепугалась, что укрылась в ближайшем универмаге и провела там больше часа, пока полиция не разрешила всем выйти на улицу. У единственного телефона-автомата в магазине была такая очередь, что она не смогла позвонить дочери, пока не вернулась к себе в гостиницу на Парнелл-сквер. Мамы с дочкой с нами не было — они решили поужинать в небольшом ресторанчике к югу от реки.