— Давай повторим через несколько дней.
— Было бы здорово, — согласилась я.
На следующий день я сходила на почту на Эндрюс-стрит и позвонила домой.
— Кто это? — сразу спросила мама, тяжело дыша, как будто запыхалась.
Когда оператор сообщил ей, что на линии я, она выдохнула с облегчением.
— Слава Богу! Скажи, что с моим мальчиком все хорошо. — Таковы были ее первые слова.
Это сбило меня с толку. Как мама узнала, что я была в Париже и виделась с Питером?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Черта с два ты не понимаешь. Твой отец в воскресенье нашел Питера, даже перекинулся с ним двумя словами. Питер сказал ему, что ты только что прилетала к нему в гости.
— Как папа его выследил?
— А как ты думаешь?
— Его друзья из ЦРУ?
— Понятия не имею.
— Ты же знала, что папа работает в Конторе уже много лет.
— Перестань корчить из себя Полианну, Элис. Все мы живем в жестоком реальном мире, где все имеет свою цену.
Перед тем как позвонить, я долго обдумывала, как вести разговор. Я догадывалась, что мама не хуже меня осознает, какой опасности подвергался Питер. Но что именно рассказал ей папа? Во всем, что касалось мамы, он всегда старался сглаживать острые углы. И на то были свои причины.
Поэтому я ограничилась двумя словами:
— Да, я ездила в Париж и встречалась с Питером. У него все нормально.
— Какое там! Твой отец сказал, что, если бы он не вмешался, Питера прислали бы домой в цинковом гробу.
— Так и слава богу, что вмешался.
— Бог не имеет к этому никакого отношения. Это твой отец спас Питера. Почему он сбежал от меня тогда, в аэропорту? Ты хоть представляешь, как мне было больно? Мой ребенок, которого чуть не пристрелили эти помешанные леваки и который остался жив только благодаря отцу — и дяде Сэму, — заставил меня метаться по Ла-Гуардиа. А ведь я прикатила туда — в этакую даль, — чтобы забрать его домой. Не в тюрьму же я собиралась его посадить. Просто хотела провести несколько дней вместе.
— Ты права, он паршиво поступил.
— Ты серьезно?
— Конечно же серьезно. Я и Питеру сказала, что он нехорошо с тобой обошелся.
— Первый раз ты хоть в чем-то на моей стороне.
— Мне правда очень жаль, что он причинил тебе боль.
— Скажешь мне, где он остановился в Париже?
— Питеру сейчас необходимо побыть одному.
— Да ты что думаешь, я сейчас прыгну в самолет и полечу в Париж? Не собираюсь. Мне просто нужен адрес. Уж на такую-то малость я имею право рассчитывать.
— Тогда пусть он сам тебе его и даст. Почему папа не дал тебе адрес, раз уж он знает, где найти Питера?
— Твой отец тоже скрытный как не знаю что. Хочешь, скажу, почему он не даст мне адрес? Потому что я могу поспорить на что хочешь — у Питера есть на него компромат. И они заключили сделку: Питер ничего не скажет, если отец спрячет его от меня.
Такая «сделка», произойди она на самом деле, ничуть бы меня не удивила. Дело заключалось в сложных отношениях между ними. Насколько я знала обоих, отец и сын действительно могли покрывать друг друга. И мне сейчас приходилось говорить крайне осторожно, чтобы не ляпнуть чего-то лишнего из того, что я узнала, и не разойтись в показаниях с отцом, по версии которого Питера чуть не убили «помешанные леваки».
— В Париже у Питера все хорошо.
— Вы все сговорились, у вас заговор против меня, — сказала мама.
— У нас у всех заговор друг против друга, — парировала я.
Мама бросила трубку. Через неделю я получила от нее письмо — точнее, записку на листке тисненой бумаги — с единственной фразой, написанной ее аккуратным почерком:
Прочти вырезку и поразмысли о том, как важно всем нам держаться вместе, любить друг друга и не предавать семью.
В конверт была вложена вырезка из местного еженедельника «Гринвич таймс». В разделе новостей сообщалось, что психолог Синди Коэн была найдена мертвой в своем доме в Олд-Гринвиче. Причина смерти — самоубийство. Ей было сорок девять лет. Дальше в заметке говорилось, что домработница миссис Коэн обнаружила тело хозяйки утром в понедельник, рядом с кроватью валялся пустой пузырек от прописанного ей транквилизатора. Друзья покойной сообщили, что она так и не оправилась после исчезновения ее дочери Карли, последовавшего за серией хулиганских выходок. Карли подвергалась травле в старшей олд-гринвичской школе осенью 1971 года, апогеем которой стало нападение, совершенное двумя ее одноклассниками-выпускниками. Далее следовала выдержка из интервью не с кем иным, как с моей мамой, которую назвали одной из ближайших подруг миссис Коэн. Она говорила о мужестве Синди перед лицом страшной трагедии, в результате которой распался ее брак. Местный детектив из отделения полиции Олд-Гринвича заявлял, что после аутопсии, проведенной судмедэкспертом в Стэмфорде, версия о насильственной смерти отпала: «Миссис Коэн, увы, покончила с собой».
Я отложила вырезку, чувствуя себя из рук вон плохо. Тем более что всего за час до этого, забежав в паб под названием «Длинный бар», я с удивлением увидела там Карли, сидевшую в углу в компании очень неприятного вида мужчин. Едва заметив их, Киаран больно схватил меня за руку и, развернув, буквально выволок за дверь.
— В чем дело, что случилось? — Я ничего не понимала.
— Спроси об этом у своей ненормальной подружки. Ты знаешь, что это за мужики, с которыми она там распивает пиво? Шеймус О’Риган известен любому сотруднику Особого отдела в Дублинском замке
[90] как неофициальный глава ИРА в Республике. Очень опасен, форменный ублюдок. И уже точно не тот человек, с которым наивной американской девушке стоило бы чокаться и ворковать. Блин, она хоть отдает себе отчет, насколько страшны эти отморозки?
Мне вдруг страшно захотелось во всем признаться Киарану. Но страх не дал и рта раскрыть — я не была уверена в том, что могу до конца доверять этому парню, не знала, станет ли он держать язык за зубами насчет Карли с ее темным прошлым и людей, с ней так или иначе связанных.
— Как ты думаешь, она нас видела? — спросила я, когда мы отошли от паба.
— Она не смотрела в нашу сторону, — успокоил меня Киаран. — Поверь, если бы эти типы хоть что-то заподозрили, они сели бы нам на хвост еще в дверях паба. Нет, к счастью, она нас не заметила.
Сегодня, читая в газете о смерти матери бывшей подруги, я не могла выбросить все это из головы. Необходимо, решила я, встретиться с ней.
Вечером я приняла приглашение Киарана побывать у него в гостях. Он жил на последнем этаже дома в георгианском стиле, довольно убогого и неряшливого на вид.