Каждый зеленый клочок наводняли дети, отчего тот становился похожим на кишащую жизнью чашку Петри. Воздух пронзали гулкие крики и смех, усиленные каменными стенами окружающих домов. Время от времени где-то с тыльной стороны дома раздавался детский крик, вскоре на четвертом этаже распахивалось окно, из которого вылетал пакетик с чипсами или связка ключей.
Шагги сел и бо́льшую часть дня смотрел в окно – на этот своеобразный колизей, – спрашивая себя, что может чувствовать маленький человек, играя с такой беззаботностью. Он смотрел, как дети карабкаются по лестницам, оккупируют другие зеленые дворовые площадки. Он видел, как трещат головы, как малышей отгоняют от навесов для мусорных бачков. Иногда открывалось какое-нибудь окно, и строгий палец приказывал разыгравшемуся гладиатору вернуться в дом, и ребенок уходил, плача от страха и раскаяния, и никто уже не видел его на площадке в этот день.
В конечном счете Шагги утомился от этого жестокого зрелища.
В ожидании Агнес, которая обещала ему пирожки с чаем, он занялся маленькой красной футбольной книжечкой и в сотый раз начал с первой страницы. Он читал результаты матчей «Арброта», когда услышал поворот ключа в новом замке. Со своего места у окна в кухне он сразу все понял.
– Привет, сынок.
Она стояла в дверях, смотрела блуждающим взглядом с широкой улыбкой на лице.
– Ты пила? – спросил он, заранее зная ответ.
– Неееет.
– Подойди ко мне, дай я тебе понюхаю. – Шагги прошел по пустой кухоньке.
– Понюхаешь меня? – сказала она. – Да что ты о себе возомнил?
Он с каждым днем становился выше. Он взял ее за рукав, подтащил к себе со всей требовательностью взрослого человека. Она пошатывалась на ногах, пыталась вырвать рукав из его руки. Он потянул носом.
– Пила! Ты пила.
– Ты только посмотри на себя. Тебе нравится портить мне настроение. – Агнес снова попыталась вырвать рукав. – Выпила самый чуток с моей новой подругой Мари.
– Мари? Ты обещала, мы будем совершенно новые.
– Так оно и есть! Так оно и есть!
Этот надзиратель начал раздражать Агнес.
– Ты солгала. Ты даже не попыталась. Никакие мы не новые. Мы все в той же старой жопе.
Шагги с такой силой дернул ее за рукав, что джемпер растянулся и вырез сместился на плечо. На ее мягкой белой коже обнажилась бретелька черного бюстгальтера. Он протянул руку, чтобы схватить бретельку.
– Не трогай меня! – Вид у нее сделался испуганный. Она поправила на себе джемпер и так резко развернулась, что мальчик потерял равновесие. Он с треском ударился о стену и соскользнул на пол в углу коридора.
Агнес бормотала себе под нос.
– Ты что о себе возомнил? Я тебе не позволю так со мной разговаривать. – Какая-то мысль пришла ей в голову, и она напустилась на него. – Твой папаша? Ты решил, что ты – твой гребаный папаша? – Она в уродливом неповиновении закинула назад голову и плюнула на него. – Денечек будет заебись, солнышко.
Он смотрел, как она поправляет на себе джемпер, потом направляется к выходу. Агнес вышла, не закрыв дверь за собой. Он слышал, как она идет по гулкой лестнице от двери к двери, стучит, а когда ей отвечают, вежливо представляется заплетающимся языком.
– Привет. БОГА ради, простите, что беспокою. Меня зовут Агнес. Я ваша НОВАЯ соседка.
Шагги слышал, как после некоторой паузы добрые обитатели дома неловко ее приветствуют. Он почти что видел, как они оглядывают ее с ног до головы, оценивают, делают выводы. Эта женщина, крашеная жгучая брюнетка в отливающих глянцем черных колготках, в черных туфлях на высоких каблуках, к ланчу уже была пьяна.
Такой большой средней школы он в жизни не видел. Он выждал время и незаметно пошел за мальчиком из квартиры под ними. За время летних каникул мальчик загорел. На углах улицы он оборачивался и подозрительно смотрел своими большими карими глазами на бледного мальчика, который шел следом за ним, как потеряшка.
Шагги поставил дома гладильную доску и отутюжил свою одежду к первому учебному дню. Школьные брюки у него были из серой шерсти, а дополнял их отличный красный джемпер, купленный Агнес на сигаретные купоны. Он гладил и то и другое, пока не обратил их в идеально плоские, двухмерные вещи. Потом он выгладил нижнее белье и носки.
Следуя за мальчиком, Шагги завернул за угол и увидел ее. Она тянулась на сколько хватало глаз и представляла собой целый город: большие бетонные кубы и прямоугольники, пересекающиеся под разными углами и окруженные зданиями пониже, напоминавшими долговременные бытовки. Наружу не выходило ни одного окна, он видел только гигантский бетонный хаос разных форм посредине плоского пространства асфальта, камня и коричневой земли.
Он прошел за мальчиком в главные ворота. Большой школьный двор наводнили дети – подвижная масса протестантского синего, белого и в меньшем количестве красного цветов. Почти на всех ребятах были футболки с логотипом «Глазго Рейнджерс», спортивные куртки или, по крайней мере, спортивные сумки. Куда бы он ни посмотрел, повсюду большими белыми буквами было написано «Лагер Макьюэн»
[150]. Шагги сунул руку в карман и почувствовал себя лучше, когда его пальцы коснулись потрепанной красной книжечки.
Прозвенел звонок, и он, не придумав ничего лучше, пошел вслед за своим соседом в его класс. Ребята занимали свои места и орали во всю глотку. Шагги положил рюкзак на парту в последнем ряду и попытался спрятаться за ним. В класс вошел невысокий человек средних лет с седой бородой. Вид у него был, как у рассерженного терьера, а говорил он с очень громким глазговским акцентом.
– Ну-ка, пасти закрыть, шайка-лейка. Сначала мы поставим рекорд по скорости переклички, а потом ваша банда вернется к разговорам о сережках, завивках и прочей дряни. – Он помолчал. – И это называется парни.
Комната испустила усталый вздох. Учитель взял журнал, а когда добрался до конца списка, класс снова перешел на крик. Учитель сложил руки на груди и закрыл глаза, присел на краешек стола, пытаясь украсть еще пять минут сна.
Шагги поднял руку, потом опустил, потом поднял опять.
– Сэр, – сказал он слишком тихо. – Сэр!
Учитель открыл глаза, посмотрел на нового мальчика.
– Да? – сказал учитель, он еще не успел познакомиться со всеми лицами нового учебного года.
– Я новенький, – едва слышно сказал Шагги, но учитель услышал его.
– Тут все новенькие, сынок.
– Я знаю. Но я думаю, что опоздал с зачислением. – Он использовал слово, которому его научила Агнес.
Класс затих. Тридцать голов, как одна, повернулись и уставились на него, мальчики с темными пятнами прорезающихся усов под носом, девочки уже с женскими телами и лицами, испещренными маленькими белыми точками.
