– Это нормально. У меня мать католичка. Так что я половинкой туда, половинкой сюда.
На ее губах появилась улыбка.
– Тут это не имеет значения. Мои братья все равно с меня бы шкуру живьем содрали, если бы узнали, что я гуляю с грязным оранжистским псом.
Шагги попытался скрыть облегчение. Оно накрыло его, и ему хотелось сделать долгий тихий выдох. Он мог бы сказать ей, что по большому счету он католик, приобщился святых таинств, но он вместо этого сказал:
– Ну, раз так, значит, так тому и быть, да? Я был рад с тобой познакомиться.
Он развернулся, по-джентльменски махнув на прощанье рукой. Ему хотелось убежать.
– Да ладно, чего уж тут изображать из себя такого обидчивого, – громко выдохнула Линн. – Дайте я тогда хоть мой гребаный джемпер надену.
Когда они вышли на серые улицы, начал моросить дождь. Они шли, четко разбившись на пары. Вверх-вниз, вверх-вниз среди одинаковых многоэтажек. Поначалу Шагги чувствовал, что девчонка косит на него глаза, потом она стала открыто глазеть на него с тем же недоумением, с каким он смотрел на голодающих африканских младенцев по телику. Она широко раскрыла рот, ее глаза и хотели бы посмотреть в другую сторону, но не могли, потому что их поражало увиденное. Все это время она рассеянно играла кончиком своего каштанового хвостика.
– У тебя какой-то забавный вид, – объявила она наконец, завершив его оценку.
– Что ты имеешь в виду? – Он страдальчески спрашивал себя, сколько еще времени пройдет, прежде чем он вернется домой.
– У тебя папашки ведь нет, да?
Шагги повернул голову в своей пароходной трубе.
– Ты почему так говоришь?
– Вижу, – фыркнула она, как скучающий ясновидец. – Я хорошо угадываю такие вещи.
– Мой отец умер, – сказал он, подумав, узнает ли он когда-нибудь, что его слова сбылись.
– Правда? Мой тоже! – Ее лицо просветлело. Потом она добавила, словно ей пришло в голову, что с этого и нужно было начать: – Я что хочу сказать – очень жаль. То, что умер.
Шагги тряхнул волосами.
– Нет, я думаю, это здорово.
Линн хихикнула.
– Какие ужасы ты говоришь. Бог тебя накажет.
– Нет, не накажет. Мой отец был плохим человеком.
Они прошли еще немного, потом она снова заговорила.
– А тебе девчонки вообще нравятся?
– Не знаю. – Он сказал эти слова неожиданно для себя, словно пукнул непроизвольно, и тут же пожалел об этом. Лицо его зарделось. Он стрельнул глазами в ее сторону. Она давала ему наилучший шанс стать нормальным парнем, а он его уже уничтожил.
Но девочка просто вздохнула.
– И я тоже. То есть не знаю – нравятся ли мне мальчишки. – Она на секунду задумалась, а потом добавила чуть ли не пораженческим голосом: – Ну так ты моим бойфрендом хочешь стать или как? Ну ты понимаешь. На пока.
– О’кей, – сказал Шагги. – На пока.
Она сунула свою руку в его. Ее рука была длиннее его руки, но ему понравилось ощущение безопасности и тепла, исходящее от нее. Они подошли к заросшему клочковатой травой слякотному полю, на котором малышня в голубых гетрах играла в футбол. С дальней стороны Кейр и блондинка пролезли в разрыв в сеточном ограждении.
Линн упрямо остановилась и скрестила руки на костлявой груди. Его поразило, как заскрежетали ее зубы.
– Грязные извращенцы, – зло сказала она. – Им ничего другого не надо. Спрятаться там и слизывать друг у друга струпья с лица. Меня тошнит от того, как они лапают друг друга. Она, как ей тринадцать стукнуло, стала настоящей нимфоманкой.
Они видели, как уменьшаются фигуры этой парочки по мере того, как удаляются от них по пустырю. Шагги заговорил первым:
– Они будут считать нас какими-то не такими, если мы не пойдем туда.
Девочка задумалась на минуту. Покопала носком в земле.
– Ну тогда, – она надула губы, – я скажу моим братьям, пусть их убьют.
Кейр развернулся. Он стоял по пояс в траве и махал рукой, давая команду Шагги: «Шевелись уже, мудила!» Шагги придержал проволочную сетку, и Линн, тяжело вздохнув, пролезла в дыру, согнувшись почти пополам.
С другой стороны ограждения трава тянулась к вершине по пологому склону неухоженного холма. У основания склона проходило шоссе, ведущее в Эдинбург. Машины с ревом неслись на сумасшедшей скорости менее чем в двадцати футах от них. Они прошли по травянистому возвышению рядом с твердой обочиной, наконец добрались до пешеходного мостика. Один за другим они проползли под мостом и поплелись по забетонированной насыпи, которая уходила вниз к шоссе. Здесь пахло мочой и выхлопными газами, но зато было сухо, и если сесть за одной из широких несущих колонн, то увидеть сидевших там было практически невозможно.
Они уселись там, две пары, в нервической тишине, глядя, как мимо проносятся машины тех, кто в субботнее утро решил уехать из города. Они кидали вниз с насыпи маленькие камушки и радостно вскрикивали, когда те попадали под колеса несущихся машин и опасно отлетали назад против движения.
– У тебя сигареты есть? – спросила блондинка. Она пригладила непослушные волосы, подобрала их заколкой.
– Не, – ответил Кейр.
– Богом клянусь, я понять не могу, почему это я твоя милка, – простонала она. – Стуки сказал, что будет давать нам пачку сигарет в неделю, если я буду с ним ходить. Правду я говорю, Линн?
– Ну, – сказала с отсутствующим видом высокая девчонка.
Кейр пожал плечами – он счел ее слова блефом.
– Ну, гуляй со Стуки, если хочешь. Мне по фигу.
Под мостом, вдали от солнечного света, было холодно, и Линн стала пробирать дрожь. Шагги снял с себя куртку. Он с довольной улыбкой смотрел, как Линн надевает ее, рассмеялся, когда ее длинные руки вылезли из слишком коротких рукавов. Она обняла его. Они долго сидели молча, глядя на проносящиеся мимо машины. Когда Шагги огляделся, он увидел, что Кейр лежит на блондинке. Он открывал и закрывал рот, прижавшись к ее губам, отчего казалось, что он хочет вызвать у себя рвоту.
Шагги увидел, как длинная тонкая рука Кейра нырнула под свитер девчонки. Кейр прижался к ее ноге, и мышцы его задницы сосредоточенно напряглись, а еще Шагги видел, как голова парня двигается вверх-вниз над ее ртом, словно Кейр жует ее. Он стонал и терся о девчонку, а она неловко извивалась под ним. Шагги наслаждался видом мышц на руках Кейра, движением его спины, ритмичными толчками его задницы. Кейр открыл глаза и увидел жадный взгляд Шагги. Губы у него были влажные, красные и потрескавшиеся. Он прищурил свои карие глаза.
– Ты чего, блядь, смотрел на мою жопу?
– Нет… – Шагги отвернулся. Машин на дороге стало меньше.
Очки блондинки запотели, съехали с переносицы. Она словно подверглась нападению и вышла едва живой.
