– Я стояла в магазине Долана, – добавила Джинти, – мы говорили о «Далласе»
[50] с женщинами, которых я таскала за волосы по улице прошлым вечером. – Она сжала руки в кулаки, ее худое тело напряглось, оживленное воспоминаниями о том скандале. Потом она показала на дом женщины с лицом, похожим на череп, по другую сторону дороги. – А помните те времена, когда Коллин почувствовала, что Иза строит глазки Большому Джеймси?
– Ну-ну, – сказала Брайди. – Это были глупости. Они же кровная родня. Все об этом забывают.
– Об этом Коллин ничего и слушать не хотела. – Джинти обратилась к Агнес. – Теперича наша Коллин ни капли не пьет. Она теперича близко к младенцу Иисусу, носит его повсюду с собой в сердце. Но в то утро понедельника она нажралась будьте-нате. Отправилась на почту и обналичила свое пособие, потратила все до последнего пенса и залила за воротник. Малышня ждала ее, голодная, а она выпила все до последней капли. Потом она взяла полиэтиленовый пакет и ходила по этой дороге туда-сюда, собирая собачье говно. Белое, черное, поносное и твердое, почти забила пакет до верха. Она взяла этот пакет, набитый говном, и пошла во-о-она туда. – Джинти показала в сторону шлаковых холмов. – Надела она желтые резиновые перчатки и как начала швырять. Я тебе скажу: весь фасад дома Изы был в говне, полностью. Она бросала говно и кричала, чтобы Большой Джеймси вышел и посмотрел ей в глаза как мужчина.
– И что дальше? – спросила Агнес.
– Вот я к тому и веду – что дальше-то. – Джинти бросила лукавый взгляд через плечо на калитку в ограде дома Коллин. – Она забросала дом собачьим говном так, что за милю вонь можно было учуять. Говно текло по окнам, прилипло к каменной штукатурке. Впиталось в нее. Господь свидетель, я не ахти какая поклонница Изы – ее мужик рано попал под сокращение, а она все деньги, что ему причитались, поставила на бинго, и ей выпал неплохой выигрыш, – но-о я не оправдываю кидание говна на улице, будто ты дикарка какая.
Рассказ подхватила Брайди.
– А потом выяснилось, что Большой Джеймси вовсе не трахал Изу. Он работал. Работал! Вот чем он занимался. Он нашел себе работу на неполный день: возил металлолом, но никому не говорил: боялся, что его заложат и он лишится инвалидности.
Джинти поцеловала Святого Христофора.
– А Коллин думала, что он другим делом занят, тогда как мужик пытался заработать немного лишних деньжат.
– Хвала господу за отключки. – Брайди торжественно перекрестилась. – Слушай, я знаю, почему ты пьешь. Иногда с собой трудно совладать. Я держусь подальше от выпивки, но все равно пару этих штук в день мне нужно. – Она достала пузырек детского аспирина из кармана. – Маленькие друзья Брайди.
– Аспирин? – спросила Агнес.
– Не! – Брайди облизнула верхнюю губу, а Агнес подалась к ней поближе. – Валиум. Если хочешь – возьми пару штук. Только так – для пробы. Если захочешь больше, я о тебе позабочусь. По специальной цене. – Брайди надавила на крышечку, а потом, улыбаясь, открутила ее с пузырька. Она вытряхнула две таблетки на ладонь Агнес, словно две конфетки. – На вот. Попробуй. И добро пожаловать в Питхед.
Десять
Мать его куда-то исчезла. Он держал в руке белоснежный зуб; его маленький резец плавал в лужице слюны и крови, и он был уверен, что сейчас умрет. Неужели это случится теперь, когда ему исполнилось семь? Он боялся потрогать зубы языком – вдруг и все остальные вывалятся. Ему нужно было найти ее и спросить.
Но его мать пропала.
Шагги встал, прижался лицом к ржавой металлической калитке и смотрел, как рядом рыщет стайка собак с шахты. Пять кобелей преследовали маленькую черную сучку. Они звонко скулили, преследуя объект своей страсти. Шагги просунул губы между прутьев забора и присоединился к их хору – уиии, уиии, уиии. Он послушал собачью песню – они словно звали его за собой. Ему не разрешалось выходить за калитку, не предупредив мать, но сейчас ведь ее здесь не было.
Он твердо уперся кедами в землю, голову высунул наружу, посмотрел налево, потом направо. Он затеял игру: затаив дыхание, выскакивал за калитку и тут же запрыгивал назад, все время украдкой поглядывая на короткий отрезок дороги – не покажется ли мать.
Ее не было.
Стая собак звала его за собой. Шагги взял свою грязную светловолосую куклу, кинул ее на дорогу. Дафна приземлилась с хриплым треском, начертив «снежного ангела» в пыли. Он выскочил на дорогу, схватил куклу и маленькой костлявой рыбкой нырнул обратно, закрыв с металлическим лязгом калитку. Посмотрел через плечо. Никто не подошел к окну в их доме, и никто не подошел к окну в доме Брайди Доннелли. Никто его не видел. Ее здесь не было.
Шагги открыл калитку и последовал за собаками. На углу стояла группка женщин в мужских тапочках. Они оживленно о чем-то разговаривали, но он заметил, что с его приближением они заговорили тише. Одна из них повернулась и сделала ему реверанс. Он старался выглядеть естественно, словно ему на все плевать, и сплясал что-то на пыльной дороге, идущей вверх по склону мимо часовни. Он придумал классную игру, посылая вихри пыли в небеса, и оттанцовывал все дальше и дальше от дома. Он дошел до католической школы, посмотрел, как играют дети во время утренней перемены, постоял в тени конского каштана, задаваясь вопросом: а почему он не в школе. Утром мультики не показывали, значит, сегодня не суббота, это он точно знал, но она не разложила его одежду, как делала это иногда, поэтому он не ушел, а она ничего не сказала.
Мальчишки безжалостно лупили по футбольному мячу в углу детской площадки, но Шагги они увидели раньше, чем он их.
– У тебя там что? – крикнул младший из загорелых братьев, сыновей Коллин Макавенни, женщины с лицом, похожим на череп. Шагги инстинктивно спрятал куклу Дафну за спину.
– Привет, – сказал Шагги, вежливо помахав. Он, подражая реверансу шахтерской жены, изящно отставил левую ногу назад.
Они с открытыми ртами смотрели на него сквозь облупившиеся прутья ограды, мерили его взглядами с головы до ног.
– А ты чо не в школе? – спросил, сковыривая чешуйки зеленой краски с железа, Джербил, младший из них.
– Не знаю, – признался Шагги, пожав плечами. Мальчишки были не многим старше его, а уже раздались в плечах и здорово загорели, шастая целое лето под открытым солнцем по болотам и швыряя котов в шахты. Он видел, как они без труда таскают тяжелый металлолом, который привозил их отец в своем грузовичке.
Френсис Макавенни прищурился, посмотрел на него темными глазами и сказал:
– Это потому, что твоя ма – старая алкашка. – Он внимательно смотрел на лицо Шагги, ожидая реакции на свои ядовитые слова.
Джербил Макавенни ухватил губами чешуйку зеленой краски.
