Ей потребовалось немало времени, прежде чем она почувствовала в себе силы выйти назад в мастерскую. Человек этот стоял ровно напротив двери, словно примерз, в руках держал две разные кружки.
– Похоже, вам бы не помешала чашка горячего чая.
– Я так плохо выгляжу?
– Да не…
Она взяла кружку, чуть испачканную маслом.
– Наверно, я похожа на утонувшую крысу, – сказала она в надежде, что он не согласится.
– Скорее уж на утонувшую норку.
Человек огляделся в поисках чистого стула, а Агнес внимательно разглядывала его. Он вымыл лицо, пока она находилась в туалете. На его шее виднелось масляное кольцо, масло осталось на бакенбардах в тех местах, которые он не сумел протереть, а его светлая челка еще не успела высохнуть. Она подумала, что он красив, как настоящий шетландский пони. Он вытащил высокий табурет, и она отметила, что на его левой руке всего три пальца, включая большой, два других отсутствовали, словно он сжевал их на нервной почве.
Он перехватил ее взгляд и убрал руку за спину.
– Это длинная история.
Агнес поежилась, смущенная тем, что ее застукали за подсматриванием.
– У всех у нас найдутся две-три такие истории.
– Истории про пальцы, что ли?
– Нет, – рассмеялась она. – Длинные истории.
– Например, как вы шлепали в ломбард, чтобы заложить вашу шубу?
Она снова рассмеялась, на сей раз слишком резко, но быстро остановилась. Теперь он не смеялся вместе с нею. К ней снова вернулся милнгевийский голос, который должен был свидетельствовать: «Я женщина при богатом муже и с большим домом».
– Я не собираюсь закладывать эту шубу. С чего вы взяли?
Человек ответил без колебаний:
– Да я вам больше скажу: вы отправились заложить вашу шубу, прошлепали всю дорогу от Бейллистона или Рутерглена
[57]. – Он посмотрел в сторону. – Нет, постойте! В Рутерглене есть ломбард. – Он опять ненадолго замолчал. – Вы пришли из… – Он щелкнул пальцами неискалеченной руки. – Из Питхеда!
Агнес побледнела.
– Скажете «нет»?
– Скажу.
Он задумался на несколько секунд и посмотрел на нее поверх своей треснутой кружки.
– Господи Иисусе, простите меня, миссис. Я хочу сказать, охеренная грубость с моей стороны. Я-то решил, что вы собираетесь заложить эту шубу. Ну на выпить типа не хватает. Вы меня понимаете?
Агнес опустила кружку от холодных губ. Ее глаза перехватили его взгляд.
– Нет, вы ошиблись.
– Ну зато теперь я извинился, и все хорошо, да?
– Да.
– Значится, так оно и к лучшему будет, верно?
– Почему? – спросила она, сама того не желая.
– Потому что ломбард в Галлоугейте закрыт – газ там ложат, вот почему.
Она сердито посмотрела на него, пытаясь понять, блефует он или нет. Но он только вскинул бровь.
– Слушайте, я не хотел вас задеть. Вот ей-богу. Просто рыбак рыбака видит издалека, ага? – В подтверждение этой истины он помахал своей трехпалой рукой.
Агнес резко поставила кружку, расплескав чай.
– Спасибо, что позволили воспользоваться вашим туалетом, но мне пора. А то муж изведется от волнений.
– Да-да, конечно. Поспешайте – под дождем долго идти. К тому же, может, сыщете обручальное колечко, которое посеяли.
Агнес поняла, что недооценила его. Она высоко подняла голову, откинула назад с лица свои черные кудри.
– Вы чего этим всем добиваетесь?
Уголки его губ разочарованно опустились вниз.
– Ничего. Ну, по крайней мере, ничего такого, о чем вы думаете. Послушайте, миссис, вы пришли сюда в довольно разобранном состоянии, и, глядя на вас, легко можно было сделать одно-два предположения. – Он чуть притормозил, потом продолжил: – Мне это было легко, потому что я через все это сам прошел, только и всего. Вы уж так не переживайте. Допивайте ваш чай, ладно? Я новый чайный пакетик заварил и все такое.
Агнес снова взялась за кружку, надеясь с ее помощью скрыть потрясение, остановить бурление в желудке.
– Так вы уже побывали у АА?
Агнес недоуменно уставилась на него.
– У Анонимных алкоголиков? – Он начал петь: – «Добрый Иисус, научи меня жить одним днем»?
Агнес отрицательно покачала головой.
– Ну вы хоть готовы признать, что у вас проблемы? – Он наклонил голову, как усталый учитель. – Когда вы пришли сюда, у вас была трясучка пятого уровня.
– Я… я промокла… и замерзла.
Он рассмеялся.
– Послушайте, ежели человек промок и замерз, то у него дрожат колени и зуб на зуб не попадает. Ну знаете: вот так. – Он карикатурно изобразил замерзшего психа. – Но! Когда вы рыскаете глазами в поисках бутылки с жидкостью для зажигалок и готовы ее вылакать, вас трясет вот так. – Человек затрясся, как оживший труп.
Снова волна стыда накатила на нее.
– Что вы об этом знаете?
– Я знаю, что вашей норки хватит на шесть пузырей водки и, может, на жареную рыбу с картохой. – Он поковырял у себя в зубах. – Столько, по крайней мере, стоила норка моей матушки, когда я ее украл. А еще я знаю, что шесть пузырей водки, жареная рыба и три ночи, проведенные под забором, закончатся заражением крови. – Он опять помахал искалеченной рукой.
После его признания они некоторое время молчали. Он открыл пачку сигарет, вытащил оттуда одну зубами, предложил пачку Агнес. Она закурила и затянулась, как будто изголодалась по никотину. Плечи ее опустились, стараясь перевести дыхание, она оглядела кладбище черных такси.
– Вы случайно не знаете таксиста по имени Шаг Бейн?
– Не могу сказать, что знаю, – ответил мужчина, вглядываясь в ее лицо.
– Такой невысокий, жирный боров с плешью. Воображает из себя Казанову.
– Ну, так почти про любого из них можно сказать. – Он рассмеялся. – Он из какого парка?
– Из Нортсайда.
– Не, у них своя мастерская на Ред-роуд. Наверно, никогда его не видел.
– Если он вам когда-нибудь попадется, не могли бы вы подправить ему тормоза?
Мужчина улыбнулся.
– Для вас, красавица, – безусловно.
Он докурил сигарету, продолжая разглядывать Агнес.
– Не он причина того, что вы пустились во все тяжкие? – Агнес не ответила. Он начал подленько подвывать. – Ай-ай, вы безрассудная идиотка. Все за-ради мужика?
