Она снова гордо подняла плечи.
– Ну, а если и так?
– Вы знаете, что нужно делать, если и в самом деле хотите вернуть себе свое добро? – Он помолчал.
«Как это похоже на мужчин! На все-то у них есть ответ», – подумала Агнес.
– И что?
– Ну это дело нехитрое. Вы должны просто послать все на хуй. – Он хлопнул в ладоши, а потом широко развел руки победным жестом. – Живите на хер в свое удовольствие. Наслаждайтесь. Я вам точно говорю: ничто так не выведет из себя этого плешивого борова. Га-ран-тия!
Двенадцать
В конце концов Кэтрин ухватила запястье Шагги и потащила его по Ренфилд-стрит. Мальчишка останавливался почти на каждом углу, чтобы бессловесным протестом показать, как сильно ему не хочется идти. Хитро прищурившись, он молча наступал на шнурок одной ногой, а другую отводил в сторону, пока шнурок не развязывался.
– Засранец, ты это специально делаешь! – вскипела Кэтрин, наклоняясь, чтобы завязать шнурки на его школьных ботинках в четвертый раз за последние десять минут.
– А вот и нет, – отвечал Шагги с довольной улыбкой. Она достал из кармана куртки один из любовных романов матери и, раскрыв книгу, уложил ее на макушку Кэтрин, словно его сестра – столик в коридоре. Он начал читать. Кэтрин встала, внутри нее все клокотало, она выхватила у него толстую книгу и стукнула ею сзади по ногам брата. Она снова вцепилась в его запястье.
– Если мы опоздаем на автобус, другого сто лет не будет, а когда ты начнешь стонать «Я хочу е-есть, я хочу пи-ить, я уста-ал…» – проговорила она, подражая его нытью, – …не рассчитывай, пожалуйста, что я тебя пожалею.
– Я так никогда не говорю, – обиженно ответил Шагги, он семенил ногами, едва поспевая за сестрой, потом выкрутил руку из пальцев Кэтрин. Она остановилась и развернула брата лицом к себе.
– Шагги, я думала, мы с тобой друзья. Ты и я. – На ее лице было, однако, вовсе не дружеское выражение.
– Я не хочу быть твоим другом, – фыркнул он.
Она взяла брата за подбородок и мягко повернула его лицо к себе, глаза мальчика неохотно посмотрели на нее. Она разворошила пальцами его аккуратный пробор и разделила густые черные волосы так, как это нравилось Агнес. Шагги так сильно вырос за два последних года в Питхеде. Описать происходящее с ним было нелегко: он стал выше, но и как-то просел, словно слишком тонко раскатанное тесто. Она видела, что он ушел в себя, стал более внимательным и настороженным. Ему вот-вот должно было стукнуть восемь, а он часто казался гораздо старше.
– Слушай, я хочу, чтобы ты, когда мы доберемся до места, вел себя наилучшим образом. – Кэтрин приветственно улыбнулась пожилой паре, которая прошла мимо в цветных ветровках. – Пожалуйста, сделай это для меня, а? В моей жизни происходят очень, очень важные события, и я только прошу тебя о крохотной помощи. – Кэтрин посмотрела на его маленькое лицо, надутые губы – он напоминал упрямую старуху. Она уронила руку, признавая свое поражение. – Ладно, ты победил. Как всегда. Но я хочу, чтобы ты знал: если ты скажешь маме, куда я тебя брала сегодня, она умрет. Ты меня слышишь? Умрет.
Его глаза под сердито опущенными веками снова посмотрели на сестру.
– Как?
– Если ты ей скажешь, она станет пить еще больше и никогда не сможет остановиться.
Кэтрин выпрямилась, расстегнула свой кошелек коньячного цвета с нарисованным на нем верблюдом – подарок ее матери от Вулли. Она отсчитала несколько серебряных монеток, чтобы хватило на два автобусных билета.
– Она станет столько пить, что это вымоет всю доброту из ее сердца. Цыц! Если это случится, то, я думаю, Лик навсегда прекратит с тобой разговаривать. – Она с довольным щелчком закрыла старый кожаный кошелек, и ее лицо прояснилось. – О, смотри! Автобус.
Они сосали зеленые кислые карамельки и прижимали носы к переднему окну на втором этаже автобуса. Автобус пересек реку, и Кэтрин показала на кости Клайда – краны, которые навсегда остались без работы. Она рассказала ему о Дональде-младшем – о том, как его уволили из судостроителей, как он собирается теперь отправиться на работу в Африку.
– Помолись за меня, Шагги… – попросила она.
– У меня длинный список. Я добавлю тебя туда, – прошепелявил он, его щека раздулась от леденца во рту.
Кэтрин могла поверить, что ее брат очень настойчиво молится о многих вещах. Она обкусала заусенцы с большого пальца, и ее снова обуяла тревога: правильно ли она поступает? С тех пор как Шаг ушел от ее матери, Кэтрин убеждала себя, что это случилось не по ее вине. У нее это плохо получалось, но ее эгоистичная часть не хотела разуверяться. Это было несправедливо: если ее мать потеряла мужа, то почему она должна отказываться от своего?
Сойдя с автобуса, они прошли мимо ряда одинаковых коричневых домов, перед которыми располагались садики. Цветов здесь не сажали. Кэтрин свернула на узкую тропинку, они подошли к тяжелой коричневой двери, и Кэтрин без стука открыла ее, ступила на чужой ковер в коридоре, махнула брату – иди за мной. Шагги никогда прежде здесь не был. Его вдруг испугало, что Кэтрин ведет себя здесь как дома.
Внутри было тепло, словно в счетчик засунули кучу монет, здесь сладко пахло богатством, стоял запах жареной картошки и мясной подливки. Кэтрин села на устланные ковровой дорожкой ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Она расстегнула молнию на его куртке, повесила ее на перила. Шагги слышал рев телевизоров – разные каналы из разных комнат. В гостиной смотрели матч «Старой фирмы»
[58], а откуда-то сверху доносились гудки и щебет мультиков. Кэтрин поправила на нем галстук, поцеловала холодную щеку.
– Примерное поведение, договорились?
Она повела его внутрь дома, где теплая столовая через окно подачи соединялась с узкой кухонькой. Когда они вошли, в их сторону одновременно повернулись шесть или семь незнакомых Шагги взрослых людей, на их лицах играли улыбки. Кэтрин отпустила руку брата и подошла к человеку, похожему на Донни Осмонда
[59]. Кэтрин легонько поцеловала его в губы.
– А мы тут думали, куда вы задевались, – сказал человек, нежно потирая костяшками пальцев ее холодную щеку.
– Попробуй-ка протащить его через центр города, когда там яблоку негде упасть. – Она повернулась к брату, который стоял в дверях. – Шагги, не стой там, подойди сюда и поздоровайся со своим дядей Раскалом.
Шагги вошел в столовую, от тепла и запаха жареной свинины у него закружилась голова. Одной рукой он обхватил ногу Кэтрин и стоял так, пока она представляла его взрослым, которые столпились у раздвижной двери, курили и с демонстративной усердностью выдыхали дым на задний двор. Большинство имен он забыл сразу же. Она развернула его к креслу в углу.
