На окаменевшем море было холодно и тихо. Поэтому-то ему так здесь и нравилось. Он грезил наяву и поначалу даже не обратил внимания на этот звук, пока тот не приблизился и не стал настойчивее: отвратительное пукание резиновых сапог. На вершине шлаковой горы появился красный и запыхавшийся Шагги. Его обычные кремовые цвета посерели от налета пыли, но вокруг глаз и рта оставались розовые круги. Лик спрятал письмо в блокнот, осторожно засунул все в свою куртку.
– Я просил тебя подождать! – простонал Шагги. Его нижняя губа казалась розовым пузырем в серой грязи.
– Если не можешь поспевать, то и не просись.
Он был уверен: они уже не в первый раз ведут этот разговор, ему казалось, что они ведут его нескончаемо. Лик встал и ринулся прочь. Он был похож на комара-долгоножку, который пытается скользить по поверхности чернильно-черной воды, его голубая нейлоновая куртка сверкала, как надкрылья жука. Он пытался оторваться от младшего брата, спускаясь по крутым склонам длинными прыжками. Он надеялся, что мальчишка остановится и повернет к дому. Но Шагги не отставал.
Лик слышал астматическое дыхание брата у себя за спиной, и это надрывало ему сердце. Лику нужно было сразу сказать ему, что он не берет его с собой, но его братец был отъявленным стукачом. Шагги виртуозно освоил искусство доноса, но использовал его топорно. Он распространял худшую информацию за самое малое вознаграждение и обычно заходил слишком далеко. Агнес, если ее спровоцировать, могла гоняться за Ликом по дому с тяжелой сандалией «Доктор Шолль»
[69]. Плоская резиновая подошва оставляла фиолетовые рубцы посреди красных пощечин, отчего Шагги ухмылялся с совершенно невинным видом.
Лик удивлялся, с чего это мать волнуют его походы на заброшенную шахту. Он был уверен, что дело не в опасности шлака и не в бездонных ямах, наполненных водой. Агнес беспокоила пыль. Ее волновало, что подумают соседи, когда увидят, как он возвращается домой в саже и грязи. Беспокоило, что она больше не сможет делать вид, что она не такая, как они, что она более благородного происхождения и только временно оказалась в их забытом богом уголке нищеты. Гордыня была причиной ее злости, а не страх за сына.
Ударом подошвы Лик поднял шлаковую пыль за собой и услышал тоненький кашель и скулеж. Потом Шагги заворчал, словно сердитый барсук, и Лик рассмеялся и решил заставить брата проделать то же самое на обратном пути домой.
Лик галопом проскакал по последнему шлаковому холму и стал дожидаться брата внизу. Шлак сползал с террикона, как оползень. Шагги делал большие прыжки, размахивая руками как ветряная мельница. На его втором или третьем прыжке шлак неожиданно затвердел. Ноги его двигались слишком быстро, и он с визгом упал вперед и остальную часть пути проделал на животе. Когда он резко остановился, шлак стал бесшумно скапливаться вокруг него, заглатывая, как прожорливая могила. Лик протянул руку и вытянул мальчика из угля за лямку его рюкзачка. Почерневшее личико моргало, глядя на него в смятении и страхе.
Лик не смог сдержать смеха.
– Что я тебе говорил? Спускаться нужно осторожно, иначе вся эта херня придет в движение.
– Я знаю, но она начала сползать, и я испугался, что она меня засыплет. – Шагги стряхнул пыль со своих черных волос. – Мама бы тебя разорвала, если бы я умер.
Лик поставил брата на ноги.
– Тебе обязательно быть таким вредным? Почему ты не можешь побыть нормальным человеком хотя бы раз?
Мальчик отвернулся от брата.
– Я нормальный.
Лику показалось, что он видит, как краснеет загривок у брата. Его плечи сотряслись, предвещая плач. Лик развернул Шагги, заглянул ему в лицо.
– Не отворачивайся от меня, когда я с тобой говорю. – Он внимательно разглядывал Шагги. Дело было не в слезах. Лик хорошо знал эту краску стыда и досады. – Мальчишки в школе тебя по-прежнему поколачивают?
– Нет. – Он вывернулся из рук Лика. – Иногда.
– Постарайся не обращать на это внимания. Они, если видят что-то чуточку непохожее на них, тут же наваливаются кучей-малой.
Шагги посмотрел на брата.
– Я пожаловался на них отцу Барри. Попросил его сделать так, чтобы они перестали. – Шагги расправил складку на брючках. – Но он только заставил меня остаться после звонка. Заставил меня прочесть о гонимых святых.
Лик постарался сдержать ухмылку.
– Вот же бесполезный старый хрен. Все церковники такие: «Прекрати жаловаться, могло быть и хуже». – Он скинул с ноги свой лофер с кисточкой, наклонился и вытряс из него шлаковую пыль. – Знаешь, когда я учился, поговаривали, что есть один священник, который забавляется с одним тихим парнишкой. Ты можешь такое представить? – Он поднял глаза, посмотрел в лицо Шагги. – Он тебя никогда не трогал, Шагги? Я говорю про отца Барри.
Лицо Шагги затмила туча, такая темная, что Лик перестал стряхивать с себя пыль.
– Нет, – тихо ответил Шагги. А потом слова посыпались из его рта с такой скоростью, что он не успевал их правильно выстраивать. – Но они сказали, что я делал ему всякое. Что всякие грязные дела. Но я никогда. Правда. Я даже не знаю, о чем они говорили.
– Я тебе верю, братишка. Они тебя так подначивают. – Лик крепко обнял брата, прижав его лицо к своим ребрам. – Скажи-ка мне, сколько тебе теперь лет.
Шагги ответил не сразу – он был счастлив, что его задушили в объятиях. Потом он заговорил, тщательно взвешивая слова, будто вызубренный урок у пыльной доски.
– Шестнадцатого июля. Четыре часа двадцать минут пополудни. Ты никак не хотел рожаться, Лик, твои роды были очень трудными.
– Твою ж мать!
Шагги еще глубже зарылся лицом в бок Лика.
– Я просто думаю, мы должны знать такие вещи друг о друге. – Потом он угрюмо добавил: – Восемь. Мне почти восемь с половиной.
– Господи боже! Почему ты не мог просто так и сказать? Как бы то ни было, ты уже достаточно взрослый. Пора тебе слиться с толпой. Ты должен попытаться стать таким, как остальные мелкие придурки.
Шагги повернул голову и судорожно вздохнул.
– Я пытаюсь, Лик. Я все время пытаюсь. Эти мальчишки выпускают из брюк подолы рубашек так, будто у них совсем стыда нет, они только и делают, что пинают этот дурацкий мячик. Я видел, как они засовывают пальцы себе сзади под брюки, а потом нюхают. Это так… Это так… – Он подыскивал подходящее слово. – Вульгарно.
Лик пропустил это мимо ушей.
– Если хочешь выжить, ты должен стараться еще упорнее, Шагги.
– Как?
– Для начала никогда больше не произноси слова «вульгарно». Мальчишки не должны говорить на языке старух. – Лик отхаркался, сплюнул мокроту. – И ты должен следить, как ты ходишь. Постарайся ходить не как девчонка. Поэтому-то они и смеются над тобой. – Лик продемонстрировал, как ходит Шагги. Ступни развернул наружу, вилял бедрами, а руками размахивал так, будто в них нет костей. – Не скрещивай ноги при ходьбе. Постарайся оставлять место для своего петушка. – Лик ухватился за выпуклость на своих брюках и сделал несколько шагов туда-сюда отчасти самодовольной, отчасти ленивой походкой. – Не сгибай так сильно ноги в коленях. Шаги делай более длинные, более прямые.
