На улице в мягком свете предвечерья она снова увидела, как красив Юджин. В костюме с широкими лацканами, аккуратно расчесанными густыми волосами – с таким мужчиной и старое такси превращалось в «Роллс-Ройс». Юджин открыл дверь и вышел из машины. Агнес увидела на нем галстук-шнурок, на котором гордо поблескивала галстучная булавка. Она поняла, что они впервые видят друг друга, не разделенные стеклянной перегородкой.
Он открыл заднюю пассажирскую дверь, и она не глядя могла сказать, что все питхедские женщины прилипли к своим окнам. Она почувствовала ветерок, создаваемый тысячью отодвигаемых тюлевых занавесок, откинула окольцованной рукой волосы с лица, высоко подняла голову. Она чуть ли не слышала, как они сердито скрежещут зубами.
– Нашли дом без проблем? – спросила она, когда он захлопнул за ней дверь.
– Без малейших, – сказал он, заводя машину. – Я не заставил вас ждать?
– Нет-нет. Я целый день носилась по дому как сумасшедшая, чтобы подготовиться, – день пролетел незаметно. – Она постаралась приправить свои слова легким небрежным смешком.
– Ну, выглядите подобающе. – Он одобрительно посмотрел на нее в зеркало заднего вида.
– О, гора с плеч, – сказала она, поднимая руки и позволяя потрястись кожаным кисточкам на рукавах. – Я понятия не имела, что мне надеть.
Агнес никогда не была в «Гранд Олд Опри»
[94]. Здание это находилось в Саут-сайде Глазго на Гован-роуд и представляло собой старый переделанный кинотеатр в пришедшей в упадок части города. Пары приходили на вечера кантри-музыки с линейными танцами и состязаниями по ганслингу
[95] независимо от программы – музыки ли кантри или соревнованиям с пистолетами, «Опри» был мил глазговцам. В любой вечер зал «Опри» был битком набит. В течение нескольких часов Эдна Маккласки из Кларкстона
[96] могла побыть Красоткой из Кентукки, а ее мужчина, малютка Стан, мог надеть кожаную жилетку и широкополую ковбойскую шляпу с кисточками и стать Дилижансовым Станом, Охотником за головами.
Юджин припарковался, помог Агнес выйти из машины. Вывеска «Старый Вестерн» освещала улицу и отражалась на влажном асфальте. Люди толкались у входной двери, и Агнес показалось, что она пришла на демонстрацию мод. Юджин пробрался в начало очереди, с важным видом помахал своим игрушечным серебряным шерифским значком, и они вошли в дверь.
Внутри «Опри» ничуть не напоминал кинотеатр, которым когда-то был. Зрительный зал расположился на двух уровнях, а впереди находилась просторная сцена. Сейчас на ней под оркестр выступал певец в кожаных ковбойских штанах коричневого цвета, с начесом в стиле «кантри рок» над рябым лицом. Он зажимал микрофонную стойку ногами, словно любимую девушку. Пел он хрипловатым гнусавым голосом под Джонни Кэша
[97].
Перед сценой была маленькая танцевальная площадка, где пары постарше отплясывали нечто напоминающее народный американский танец. Старички в обтягивающих джинсах раскручивали толсторуких теток, которые делали вид, будто получают огромное удовольствие, сплетая руки и делая два шажка под музыку. Дамы в «Опри» предпочитали приходить, вырядившись в женские ковбойские одеяния или в пышные кружевные платья куртизанок.
Агнес посмотрела на свои черную обтягивающую юбку и кожаное пальто. В каталоге они стоили целое состояние. Она два раза отправляла покупки назад, чтобы получить нужный ей размер. И теперь, оглядывая зрителей в джинсах и гофрированных платьях, она тихо ненавидела свое одеяние.
Юджин провел ее сквозь толпу. На нем были кожаные туфли, а под коричневым пиджаком – оружейный ремень с декоративной кобурой и сверкающими пистолетами с каждой стороны. Многие запанибратски кивали, он отвечал холодным кивком. Вокруг танцевальной площадки располагались маленькие столики с круглыми столешницами, за которыми сидели пары помоложе, еще недостаточно пьяные, чтобы без смущения присоединиться к танцу. Юджин пододвинул стул и усадил Агнес точно в центре зала, а не где-нибудь в углу. Он взял ее пальто, и она позволила ему помедлить, задержать руки на ее плечах на время, достаточное, чтобы вдохнуть запах ее волос.
Здесь все дышало заразительным дребезжанием оркестра и размеренным пружинистым танцем. В воздухе витали теплые запахи золотистого виски и кожи. Было еще рано, но толпа уже завелась. Агнес показалось забавным, что дешевая одежонка может так раскрепощать.
– Ну и что вы об этом думаете? – спросил Юджин с широкой, гордой улыбкой на лице.
– Великолепно, правда?
– Так оно и есть. Знаете, ведь когда-то в Глазго был настоящий Дикий Запад. Тут до сих пор тебя могут ночью скальпировать на Мэрихилл-роуд. – Юджин наслаждался, оказавшись в своей стихии. – Я рад, что мы наконец смогли нормально встретиться.
– И я тоже рада.
– Мне пришло в голову, что сегодня впервые за все время я смог убедиться, что у вас есть ноги. – Он рассмеялся. – Что вы ниже талии не табуретка на заправочной станции.
– Я надеюсь, вы не разочаровались.
– Не-не, – рассмеялся Юджин и протянул лапищу как бы для формального знакомства. – Рад встрече. Расскажите чуток о себе.
– Да особо и рассказывать нечего. – Агнес подняла подставку для пива и принялась нервно крутить ее в руке, произнесла несколько слов, которые давно заготовила. – Родилась и выросла в Глазго, в католической семье. Жизнь была тихая, неприметная.
– То же и у меня.
– Я разведена, – поспешила добавить Агнес, которой такая формула нравилась больше, чем «Мой муж бросил меня ради уродливой безвкусной шлюхи».
Юджин после паузы, которая на секунду-другую затянулась дольше, чем следовало бы, спросил:
– Неужели никак не удалось наладить отношения? – заговорил в нем католик.
Не разочаровала ли она его? Агнес не могла понять. Она отрицательно покачала головой и с облегчением услышала позвякивание шпор – к их столику подошла официантка, хорошенькая молодая женщина, одетая в облегающие светлые джинсы и широкий пояс из кожи гремучей змеи, голова которой осталась на поясе, а ее погремушка торчала из змеиной пасти, как пробка из бутылки.
– Приветствую, шериф. Как жизнь – улыбается вам? – Она говорила с просторечным техасским гнусавым акцентом, с каким говорят в самой глубинке Горбалс
[98].
