– А мне почти двадцать один, слышишь, ты, умственно отсталый.
Шагги было трудно это принять.
– Но она просит меня покупать ей поздравительную открытку на двадцать первый день рождения.
– Что? Каждый год? – спросила Шона.
– Да.
Лик кивнул Шоне в знак подтверждения своих слов.
– Я знаю. Я знаю.
– Слушайте, я только делаю то, что ей приятно, ясно вам? А почему мне никто не сказал про ее алкоголический день рождения? Я бы сделал ей подарок.
Он чувствовал себя уязвленным и набрал целую горсть арахиса, засунув руку в вазочку до самого дна.
– Эй, а ну – не трогай. – Шона легонько шлепнула его сбоку по голове.
– Не сказали тебе? Не смеши меня. Это все равно что сказать доносчику – ты не умеешь держать язык за зубами, – сказал Лик.
– Нет, умею. – Шагги опустился на диван и принялся жевать украденные орешки один за другим, наслаждаясь соленым вкусом, наслаждаясь видом изобилия в этом доме. – Я сейчас храню не меньше пяти сотен секретов.
– Разболтаешь-разболтаешь, ты доносчик номер один, – продолжал поддевать его Лик.
– Заткнись (орешек), я знаю миллион тайн (орешек), о которых ты и не догадываешься.
– Например?
– Да, например? – сказала Шона. Они перестали готовиться к вечеринке и повернулись к нему.
Искушение было сильным; возможности повисли в воздухе, как тысяча дверей. Он не мог сдержаться. Съев еще несколько орешков, он улыбнулся.
– Ну, хорошо (орешек), я знаю, что Шона (орешек) берет деньги (орешек) у Джино – торговца мороженым (орешек), а он за это разрешает ей (орешек) посмотреть на его волосатый сморчок (орешек).
Шона метеором соскочила со стула, насколько это позволяла ей узкая юбка-карандаш. Она разорвала гирлянды, но это ее не остановило. Шагги уже вылетел за дверь. Доносчикам требовалось умение быстро бегать.
– Ну, я же тебе говорил! – крикнул ему вслед Лик. – Доносчик. Номер. Один!
* * *
На вечеринку собралась куча народа, и неловкие незнакомцы пытались завоевать себе пространство в маленькой гостиной. По периметру комнаты были аккуратно расставлены разномастные стулья, которые Шона любезно заняла у родни, живущей выше и ниже по улице. На стульях сидели приглашенные клиенты с Дандас-стрит. Они расселись тесными группками, курили не переставая и молчали, только кашляли надрывно. Иногда кто-нибудь заговаривал – о погоде или о неудачах, преследующих малютку Джинни, приходившую на Дандас по средам, но вскоре все снова курили сигареты и смущенно разглядывали свои ноги, словно в приемном покое.
Шона Доннели стояла на страже – смотрела, не идет ли Агнес, ее маленькие ножки торчали из-под задернутых занавесок. Мышцы ее бледных икр подергивались от предвкушения, и некоторые из присутствующих в комнате мужчин глубоко затягивались и смотрели, как икры ходят то вверх, то вниз, когда она пританцовывает на цыпочках.
На другой стороне комнаты сидели несколько соседей: Брайди, некоторые старшие братья Шоны, Джинти Макклинчи, которая, казалось, загрустила из-за отсутствия алкоголя. Они прослышали про вечеринку и теперь сидели в чистых рубашках и нервничали, сетуя на сухой закон в доме. Они открыто таращились на смиренное братство, которое все еще смущенно рассматривало пол.
Шагги смыл остатки крови с лица. Он оделся, как гангстер сороковых годов, в черную рубашку и широкий яркий галстук. Рубашку он выгладил сам, оставив стрелки на наружном крае рукава, отчего тот стал плоским на вид. Он обходил плененных гостей с бумажными тарелками, на которых лежали груды чеддера и ананасовых долек. Женщины изящными движениями поднимали свои выкуренные наполовину сигареты «Кенситас», словно это была еда, и вежливо отказывались: «Не сейчас, сынок». Он обходил комнату, потом брал вазочку с арахисом или жирными свиными колбасками и отправлялся тем же маршрутом. Чтобы этот услужливый официант не ходил впустую, гости стали брать еду, которой не хотели, и выкладывали из нее пирамидки у себя на коленях. Жир просачивался через материю их лучших брюк и юбок. Они надеялись, что мальчик прекратит свои хождения, и тогда они снова смогут вернуться к мирному созерцанию своих ног. Шагги наслаждался, а воодушевленный вежливостью гостей, он только стал чаще обходить душную комнату.
На столе в углу стояли два завернутых подарка, которые странно смотрелись на огромной столешнице. Не все догадались принести подарки, не все понимали, что они вообще здесь делают. В одном из двух подарков, которые Агнес откроет позднее, был полный комплект «Физических упражнений Джейн Фонды», а в другом – две сотни испанских сигарет, которые были завернуты в упаковочную бумагу для детских подарков.
– Очень мило, правда? – сказала женщина с Дандас-стрит, показывая сигаретой на украшения, которыми увешали полку над электрическим камином.
– Вам нравится? – с искренним удивлением спросил Шагги. Он еще сомневался во всех этих детских плакатиках и розовых девчоночьих шариках, которые повсюду развесили Лик и Шона.
– О, для нее это будет настоящий праздник. – Голос женщины звучал радостно; розацеа на ее щеках придавала ей надутый, девчоночий вид, и мальчику показалось, что ей приходилось немало смеяться в жизни. Шагги спрашивал себя, неужели эта женщина – настоящая алкоголичка.
– Лик на это целый день потратил, – сказал он. – Я никогда не видел его таким возбужденным.
– Неужели? Вы большие молодцы. Я думаю, она будет на седьмом небе, – сказала женщина, засияв.
– Правда? – Он по-прежнему сомневался. – Нет, я знаю маму. Думаю, она рехнется, когда увидит, что Лик приклеил шарики к ее замечательным шкафам. Клейкая лента может повредить лак.
Он снова пошел по комнате с дольками ананаса на палочках.
Мышцы Шоны задергались сильнее.
– Вот она! Вот она! Она пришла! Пришла! – Она выскочила из-за занавесок и задернула их. На ней была короткая юбка и вся косметика, какая нашлась у ее матери. – Теперь все шшшш!
Все устроились поудобнее на скрипучих стульях, а те, кто все это время молчал, приложили палец к губам. Несколько человек примерили улыбку – она непривычно мелькнула на их лицах и исчезла. Лик выключил верхний свет, и комната неожиданно погрузилась в темноту.
Снаружи доносился рокот дизеля черного такси, забирающегося на тротуар, потом мотор заглох. Хлопнули тяжелые двери, открылась калитка. Потом послышался радостный цок-цок-цокот тонких, надменных, высоких каблучков. Стеклянная дверь открылась, и в освещенном коридоре появился женский силуэт. Комната взорвалась от всей души криком «Сюрприз!», оборвав вошедшую на полуслове. Некоторые из гостей постарше затягивались сигаретой в тот момент, когда она вошла, и упустили сигнал, а теперь слабым эхом повторили «Да, вот уж сюрприз так сюрприз, девочка».
Шагги бросился прямо к ней.
