Полуразрушенный бункер состоял из нескольких отдельных крошечных помещений, каждое из которых имело смотровые окна. Полы, устланные подгнившей соломой и засохшими листьями, были сделаны из армированного бетона; на стенах имелись сколы, появившиеся вследствие попадания пуль и осколков снарядов; в нескольких местах торчала вывернутая наружу проржавевшая арматура.
В одной из трех комнаток Зверев увидел погасшее кострище, выложенное из обломков кирпича. На кирпичах стоял закопченный алюминиевый чайник, тут же валялись походный армейский котелок и кружка с расплескавшейся вокруг нее заваркой. В одном из углов убежища лежал толстый полосатый матрас, застеленный синим байковым одеялом армейского образца, в голове на матрасе покоилась черная ватная подушка без наволочки. Тут же на матрасе лежал бумажный кулек с рассыпавшимися леденцами.
– Посвети-ка сюда, – попросил Ваньчина Зверев и в лучах фонаря увидел кучу мусора: целый ворох окурков, с полдюжины пустых бутылок из-под портвейна и пустые банки из-под тушенки.
– Наши товарищи из воинской части допускают, что здесь обосновал себе лежбище один из их бойцов, – пояснил Ваньчин. – Когда Трушин спустился сюда, он осмотрел находящиеся здесь предметы, в особенности бирки на одеяле и подушках, и сделал заключение, что все это, разве что за исключением портвейна, – военное имущество. Котелок, кружка и чайник помечены красной краской и имеют номера. Также наш капитан заверил меня, что папиросы «Беломорканал», которые курил обитавший здесь отшельник, тоже выдают бойцам вместе с пайком.
– А леденцы получают те солдаты, которые не курят, – дополнил сообщение собеседника Зверев.
– Так точно! Трушин уже распорядился связаться с командованием части, чтобы они организовали у себя проверку на предмет самовольно оставивших часть дезертиров.
– Ну-ну… Вот только если бы у наших вояк сбежал боец, то они наверняка узнали бы это на следующий же день на вечерней поверке. А наш горемыка, судя по количеству окурков и съеденной тушенки, жил тут как минимум три-четыре дня. Сильно закопченный чайник тоже говорит об этом. Кроме того, я сильно сомневаюсь, что дезертир при попытке покинуть расположение части умудрился прихватить с собой матрас, подушку, одеяло и прочее барахло, которое мы с тобой, Алексей Филиппович, тут наблюдаем.
– Так, может быть, их было несколько.
– Ты сам-то служил? – Зверев усмехнулся.
– Нет, – с долей плохо прикрытой обиды буркнул Ваньчин. – Просился. Письма с просьбами отправить меня на фронт трижды писал. Не взяли – а́стма у меня.
– Ты не обижайся, Филиппыч! Я же не хотел тебя обидеть. Просто для меня, как для военного человека, совершенно очевидно то, что одного дезертира в любой части тут же вычислят, а уж нескольких и подавно. К тому же все предметы здесь на одну персону рассчитаны. Так что не нужно нашим военным пропавших искать, а вот приглядеться к бойцам, сержантам и в особенности старшинам, которые на руку нечисты́, я полагаю, стоит. Ты сам погляди: одеяло, подушка, матрас – они же новые. Запылиться изрядно успели, но не вытертые и не рваные. То же самое и про чайник с котелком, и про кружку можно сказать. Значит, какой отсюда вывод?
– Какой?
– Говорю же, что кто-то из сержантов или старшин местного гвардейского полка наверняка нашему отшельнику все военное имущество и продукты поставлял… или продал. Откуда у простого солдата столько леденцов да тушенки?
– Согласен.
– А потому я и думаю, торгаш этот с имуществом дело имеет. Он либо ротный старшина, либо каптер. Вот кого бы я в первую очередь трясти начал. Глядишь, кто из этих торгашей расколется.
Ваньчин еще раз осветил все найденные в помещении предметы.
– Что ж, я с Трушиным поговорю.
– Вот и славно. А если выяснишь что, ты мне весточку передай. Я бы с удовольствием с нашим таинственным обитателем сего славного места пообщался. Чувствую я, что это он нашего здоровяка подстрелил.
Они поднялись наверх, и Зверев вдохнул чистый прохладный воздух июньской ночи. Однако, несмотря на прохладу и свежесть, Зверев снова почувствовал, что его клонит в сон.
Когда они подошли к кустам, он увидел светлый «ПАЗ‐653» с красными крестами на бортах. Санитары уже переложили тело на носилки и стали грузить его в «труповозку».
– Вот же каланча! Даже на носилках не убирается, – отметил один из санитаров.
– Да уж, немаленький блонди́нчик нам достался – метр девяносто, не меньше.
Зверев словно очнулся от дремы и бросился к носилкам.
– А ну, братцы, постойте!
Когда санитары остановились, Зверев откинул простыню и заглянул в лицо мертвеца. Эти приметы он где-то уже слышал: «метр девяносто три, вьющиеся светлые волосы».
– Есть что-нибудь острое? – спросил майор у первого санитара.
– Скальпель подойдет?
– Подойдет.
Когда санитары положили носилки на землю, один из них достал аптечку и вручил Звереву скальпель. Павел Васильевич аккуратно разрезал правый рукав мертвеца и оголил плечо.
– А ну-ка, Алексей Филиппыч, посвети! – попросил Ваньчина Зверев.
Когда тот направил на оголенную руку покойника луч фонаря, все увидели на ней ощетинившуюся кошачью морду, под которой были наколоты три заглавные буквы: «К.О.Т.».
Когда Павел Васильевич наконец-то добрался до улицы Гоголя, уже рассвело. Зверев отпустил машину и попросил передать дежурному, что раньше двенадцати не приедет, и велел его не беспокоить. После этого он поднялся к себе, разделся и плюхнулся в постель. Когда спустя несколько часов пронзительно зазвонил телефон, Зверев резко встал и снял трубку.
– Какого черта? Кто это?
– Василич, я так понимаю, ты меня потерял? – голос, который послышался на другом конце провода, Зверев тут же узнал.
– Ты знаешь, что я с тобой сделаю, когда до тебя доберусь?! Куда пропал? Почему не звонил?
– Не психуй, Пал Василич, – усмехаясь, ответил Костин. – Поначалу я пытался позвонить, но тебя на месте не было! А потом все навалилось…
– Что там на тебя навалилось, черт ты полосатый?!
– При встрече расскажу! Жду тебя через час в пивном баре «Клешня» на Коммунальной, – ответил Веня и повесил трубку.
Зверев выругался и грохнул трубку о рычаг так, что едва не разбил телефонный аппарат.
Часть 4
Эдичка
Глава первая
Пивной бар «Клешня» находился на перекрестке улиц Коммунальной и Юбилейной, и, так как время позволяло, Зверев решил пройтись до бара пешком. Дорога заняла у него не больше сорока минут. Когда он подошел к «Клешне», почувствовал, что немного запыхался.
«Нужно поменьше курить», – подумал Зверев, входя в здание бара.
