Книга Девушка в белом кимоно, страница 53. Автор книги Ана Джонс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Девушка в белом кимоно»

Cтраница 53

— Тому, в котором принимают детей смешанной крови, — и она снова пошла, расталкивая перед собой ветки. — Он там, в Оисо. Их приносит туда какая-то женщина, точнее не знаю. Только я слышала, что он переполнен и там полно болезней, так какая разница?

Я делаю широкий шаг, чтобы не оцарапаться о низкие ветки ежевики, тщательно обдумывая ее слова. Ветки хлещут меня по щекам, но я отмахиваюсь от них, не сбиваясь с мысли.

— Так ребенок Иоко был смешанных кровей?

— Да. Я узнала, что это был мальчик. Хорошие у него были легкие, правда? — говорит она. — Как громко он кричал!

Кричал. А потом умолк. Я останавливаюсь.

— Хатсу.

Она поворачивается ко мне, и я вижу боль в ее насупленном лице. Она знает, о чем я спрошу. Что я должна узнать.

Мое сердце стучит громче, чем звучит мой голос.

— Что Матушка сделала с ребенком Йоко?

Ее губы сжимаются в тонкую линию.

Я подхожу к ней ближе, не отрываясь от ее глаз.

— Скажи.

Она наконец отводит взгляд и тяжело вздыхает.

— Она закрывает им носы.

Я смотрю на нее, ошарашенная немыслимой правдой.

— Матушка Сато делает это сразу, как они рождаются. Обычно еще до того, как они делают первый вдох, но этот малыш боролся за свою жизнь.

Рука сама взлетает к моим губам. Из глаз сами по себе текут слезы. Дух жизни входит в тело только с первым криком. Ребенок Йоко закричал. Я его слышала. Он объявил о своем приходе в этот мир. У меня перед глазами возникает образ младенца, напрасно корчащегося в удушье, и несчастной матери, которая видит, как он умирает.

Она чудовище. Чудовище. И кем мне тогда считать обаасан? Отца? Я начинаю задыхаться, привалившись к забору, мне никак не выровнять дыхание. Во мне все кричит от ярости и боли. Я никому не позволю прикоснуться к моему ребенку! С этого момента у меня больше нет семьи. Только Хаджиме и Кендзи. И мой ребенок, который будет кричать со всей силой своих легких.

Хатсу подходит ближе, ее голос звучит ровно и отстраненно.

— Она просто деловая женщина, Наоко. И получает свой доход от таких, как мы, давая нам укромное место, где бы мы могли укрыться от позора и не бесчестили бы свои семьи. А с тех, кто не может оплатить все ее услуги, она берет плату только один раз. За роды и избавление от младенца.

Избавление.

Это слово, как нож, вспарывает мою решимость. Слезы теперь живут своей жизнью. Я же только вытираю нос и всхлипываю.

— Но почему она не относит детей в тот дом, о котором ты говорила? Она же не могла не подумать, что так будет для всех лучше?

Она хмурится.

— Как по-твоему, сколько больных детей они могут принять? И зачем это им? — она поворачивается и продолжает свой путь. — Эти дети никому не нужны. Где они будут жить, когда вырастут? Если они вырастут. При таком количестве этих никому не нужных детей, которые лишь будут прозябать в голоде и без крова или умрут где-то на улицах, Матушка Сато считает, что то, что она делает, — милосердие по отношению к матери и ее ребенку, — она выходит из зарослей на дорожку и снова поворачивается ко мне. — И может быть, она права.

Я выхожу на дорожку вслед за ней.

— Это не может быть милосердием, — больше я не говорю ни слова. Все мои инстинкты требуют, чтобы я немедленно бросилась сквозь заросли и бежала как можно дальше отсюда. Должен же этот забор где-то закончиться.

— Хатсу, у меня есть муж, — говорю я дрожащим голосом и разглаживаю ткань над моей едва обозначившейся выпуклостью живота, убирая прилипшие к нему веточки. — И мой муж поддерживает меня.

У нас есть собственный дом, и мы хотим этого ребенка.

— Так ты не живешь с его семьей? — она хмурится и явно удивлена таким очевидным промахом в том, что я ей говорю.

У меня сбивается дыхание, когда я слышу ее слова. Выйдя замуж, молодая жена переезжает в дом к мужу. В случае с Хаджиме это, конечно, невозможно.

Вдруг ее губы складываются в легкую полуулыбку.

— Так это был не твой муж, да?

Я лишь молча смотрю на нее.

— Пойдем, — говорит она, взмахом руки призывая меня двигаться вперед. — Я должна тебе кое-что показать.

ГЛАВА 26

Япония, 1957


Я молча плетусь за Хатсу к дому, но она идет не ко входу, а вокруг него. Мы идем по узкой заросшей тропинке, которая вьется по зарослям, ведя далеко от дома. Похоже, этот участок земли бесконечен.

В жизни мудрецы сами создают себе рай, в то время как глупцы только и делают, что жалуются на ад, но я считаю, что человек неизбежно проходит через обе ипостаси. Рай — это не какое-то неопределенное место, куда душа человека попадет в будущем, чтобы обрести покой. Рай — это способность обрести счастье там, где человек находится в данный момент времени. И на вратах ада нет замков: боль существует, но она приходит на время.

С каждым шагом заросли вокруг нас становятся гуще, темнее и превращаются в настоящий лес. Ветви больше не смыкаются игриво над нашими головами. Они переплетаются, чтобы не пропустить к нам свет и лишить нас воздуха. Я покрываюсь крохотными бисеринками пота под волосами, даже не видя солнечных лучей. Я устала и хочу домой. Вернее, я хочу вернуться домой к Хаджиме.

— Хатсу, — я останавливаюсь и вытираю тыльной стороной ладони лоб. — Хатсу, подожди.

Она резко разворачивается, держа одной рукой свой семимесячный живот, а другой опираясь на подобранную палку. Позади меня хрустнула ветка. Мы обе оглядываемся назад, на тропинку.

Ничего.

Еще один треск поднимает в воздух стайку соловьев, и те взлетают с недовольными криками.

Хатсу закатывает глаза и вздыхает.

— Джин, я знаю, что ты идешь за нами. Я видела, как ты выходила из дома. Ну же, Джин, Матушка скоро вернется, — и с этими словами она продолжила путь.

Я жду. И действительно, спустя мгновение из-за кустов появляется Джин. Наши взгляды встречаются, и она пожимает плечами.

— Ну же, шевелитесь, — кричит нам Хатсу, которая успела отойти далеко.

И мы пускаемся в путь. У меня появляется холодок вдоль спины. У основания огромного дерева сидит маленькая статуя Дзизо 34. Говорят, что Дзизо был буддийским монахом, известным тем, что при жизни помогал детям, а после смерти стал помогать их душам. Считается, что мидзуко — мертворожденные или недоношенные дети — не могут перейти реку вечности в одиночестве. Обычно статуя Дзизо одета в детские одежды, ярко-красный чепчик и нагрудник в знак своей близости к детям. Но у того, что сейчас сидит под деревом, нет ничего.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация