– Де Моранвилль, кажется, постарел за то утро, в которое нашли мальчика, – сказала она. – У него тряслись руки, а глаза будто выцвели... Дворецкий с лакеем вдвоем увели его в дом – он плелся, как неживой. Миледи же пришлось сделать успокаивающий укол, так как она то рыдала над телом ребенка, то обвиняла кого-то в похищении сына... Ей все казалось, что он еще кроха, младенчик из колыбели – как сказал потом доктор, от сильного горя у нее что-то сделалось с памятью, и она позабыла последние несколько лет, помня лишь время, когда сын только родился.
– Ретроградная амнезия, – произнес Ридли. – Так называл это доктор.
– Наверное... – согласилась с ним Розалин. И тут же добавила: – Но знаете, что страннее всего? Еще до обнаружения мальчика графиня уже искала колыбель со своим сыном. И никто, абсолютно никто, не обратил особенного внимания на рану на её голове. Зная о странностях леди, доктор, годами пользовавший де Моранвиллей, предположил лишь, что несчастная гуляла во сне или случайно поскользнулась на мокром полу, а о хвоинках в ее волосах и отсутствии крови на том же полу не было сказано ни слова...
– А что думаете обо всем этом вы? – осведомился Фальконе.
– Я думаю, леди де Моранвилль выходила той ночью из дома и...
– И?
– Я не знаю, – Розалин прикрыла глаза. – Я сотню раз представляла, что там случилось, но все равно понятия не имею, что именно произошло. Знаю лишь, что отчасти виновата: все последние дни я спала в комнате мальчика...
– Почему?
– Он стал беспокойным, ему часто снились кошмары, просыпаясь в поту, он громко кричал. Я успокаивала его... Полагаю, ссоры родителей плохо сказывались на нем...
– А в тот вечер вы изменили привычке?
– В тот вечер, измучившись долгой прогулкой и вымокнув под дождем, я поднялась к себе и совершенно без сил повалилась в кровать. Если бы только я заглянула к нему, – простенала она, – если бы пересилила собственную усталость...
Старый граф покачал головой.
– Вряд ли это что-нибудь изменило бы, – сказал он, – мальчик уже тогда был, наверное, мертв. Вас неспроста удалили из дома и из его комнаты, ясное дело...
– Но зачем? Почему? – вскричала мисс Харпер. – Анри был таким славным мальчиком. Боже мой!
– Не кори себя. В его смерти твоей вины нет! – с полной уверенностью заявила Аманда, обняв подрагивающее от слез тело подруги.
А та прошептала, не в силах смириться со своим прошлым:
– Но я могла бы, наверно, что-то заметить... предугадать...
– Если вы правы насчет миледи де Моранвилль, и она в ту самую ночь выходила из дома, – произнес Джек, – то могло статься, она видела преступление...
Ридли кивнул, подхватив его мысль.
– Я уверен, что именно так это и было, – произнес он. – Но остается неясным, почему, став свидетельницей преступления, сама она не пострадала. Убивший ребенка должен был испугаться, запаниковать и избавиться от свидетельницы...
– Может быть, именно так убийца и планировал сделать, ударив женщину по голове, – предположил Баррет. – И, посчитав, что она умерла, он бросил её, но миледи очнулась и, вместо того, чтобы изобличить преступника, не вспомнила ни только минувший вечер, но и несколько предшествующих ему лет.
– Вполне разумная версия, я полагаю, – подтвердил данное умозаключение старый граф. – Но одно до сих пор мне неясно: мотив. У кого был мотив убить мальчика?
– Возможно, у де Моранвилля были враги, – предположила Аманда. – Он был дельцом и довольно успешным, а такие всегда имеют врагов.
Граф согласился:
– Вполне может быть. Но полиция, полагаю, исследовала этот вопрос... – Он поглядел на инспектора Ридли.
– Боюсь, нет, – отозвался тот не без горечи. – Гувернантка убитого мальчика сделалась для Брандера главной подозреваемой, а исчезнув, лишь убедила инспектора в своей правоте. Сам я пытался искать в том направлении... – признался Ридли как будто смущенно, – но сильные мира сего не особенно расположены к откровенным беседам с инспектором полиции, непонятно с какой именно целью желающим с ними встречи. Так что, увы, – развел он руками, – ничего важного узнать мне не удалось.
– Но ведь кто-то должен был что-то знать! – В сердцах воскликнула Анна. – Не может быть, чтобы совсем ничего...
Розалин вдруг сказала:
– Если кто-то что-то и знал, то миссис Поттер, камеристка миледи. Они были с ней очень близки, и хозяйка наверняка делилась с ней самым личным: в частности, почему ссорилась с мужем.
Услышав эти слова, все разом посмотрели на Ридли, а Фальконе озвучил безмолвное вслух:
– Эту Поттер, конечно, допрашивали ваши коллеги. Она сказала что-то существенное?
Ридли покачал головой.
– Ничего, что могло бы продвинуть нас в этом деле, – произнес он. – Уверяла лишь, что хозяин изводил супругу беспочвенной ревностью, постоянно укорял её в холодности и легкомыслии, а однажды... кхм, взял ее силой в библиотеке.
– Но это неправда, – возмутилась этим словам Розалин. – По крайней мере, касательно ревности. Граф не казался ревнивцем, а графиня едва выезжала из дома... Лишь однажды... – припоминая, продолжала она, – он вспылил, прогнав учителя музыки, нанятого графиней для маленького Анри, но, я уверена, дело было не в ревности.
– А в чем же тогда?
– Мне кажется, он показался де Моранвиллю недостаточно компетентным, но... – она, кажется, засомневалась, – я не уверена в этом.
Присутствующие опять помолчали, осмысливая услышанное, и Фальконе сказал:
– Наверное, было б не лишним переговорить с этой Поттер опять, как вы считаете? Может быть, по прошествии времени она станет более разговорчивой, да и деньги, стоит их посулить в нужной мере, развязывают язык. Где теперь эта женщина?
– Поступила на новое место, насколько я знаю, – ответил на его вопрос Ридли. – Полагаю, в бумагах имеется ее новый адрес. Я узнаю его...
– Благодарю вас, инспектор. Это было бы важным подспорьем для нас!
– А я бы мог попытаться узнать о карманнике, промышляющем у Сент-Джеймса, – предложил Джек. – Времени, без сомнения, прошло много, но в определенной среде ловкачи остаются на памяти как легенды. Вдруг удастся узнать, куда делся Милашка...
– А еще, – добавил Фальконе, – очень хочется поглядеть на нашего графа. Он появляется в свете?
Анна Баррет кивнула.
– В последнее время чаще, чем прежде, – сказала она. – В первые годы после трагедии он стал буквально затворником, редко куда выходил и сам никого не принимал, но сейчас нет-нет да появится где-то.
– Значит, у нас есть надежда увидеть его и составить о нем свое мнение.
– Без сомнения.
Фальконе расплылся в улыбке.
