Это было тем, о чем я просила его, верно? Тогда почему от его предложения меня бросило в дрожь и затошнило?
– Ты серьезно? – спросила я.
– Абсолютно.
– Так как же? Я скажу тебе, чего я хочу, и ты выполнишь мою просьбу?
– И наоборот, – сказал он. – Мы не умеем читать мысли. То есть я знаю кое-что из того, что раздражает тебя, но я не знаю, что для тебя важнее всего или что, по-твоему, улучшило бы наши отношения.
Верно подмечено. Но знала ли я, что важнее всего?
– Я думаю, что мы должны составить довольно короткий список, – сказал он. – Я не хочу заострять внимание на всякой чепухе. Давай сконцентрируемся на чем-то важном.
– Хорошо сказано.
Санджей широко улыбнулся, отчего у него на лице появились ямочки, что изначально привлекло меня к нему, когда я заметила его в отделе новостей журнала Hudson. Санджей был счастлив оттого, что я поддержала его идею.
– Я даже сформулировал первую просьбу, – сказал он.
– И какова она?
– Я бы хотел, чтобы мы чаще занимались сексом.
* * *
Сексом! Мы занимались сексом. Занимались. Ну, возможно, не так часто, как раньше. Возможно, раз в неделю или, во всяком случае, раз в две недели. Оглядываясь назад, я была вынуждена признать, что январь, февраль и май были особенно холодными.
Но так случается, когда два человека решают обзавестись еще двумя маленькими людьми.
Прежде, в той жизни, когда у нас еще не было детей, мы с Санджеем очень хорошо занимались сексом. Вероятно, именно это удержало нас вместе, когда мы стали встречаться, потому что тогда никто из нас на самом деле не знал, что значит иметь здоровые отношения. В конце концов, я никогда не находилась в ладу с самой собой. Более того, родителей Санджея поженили их семьи, и вопреки истории, которую все желали услышать – о том, что вскоре после свадьбы они страстно полюбили друг друга, – они не слишком интересовались друг другом, проводя бо́льшую часть времени в разных комнатах своего просторного загородного дома. Рия чувствовала себя гораздо счастливее, когда каждую зиму на полтора месяца уезжала в Индию навестить свою многочисленную семью.
У нас с Санджеем не было образцов для подражания, чтобы мы могли выстроить свои взаимоотношения, но у нас был грандиозный секс. К тому времени, когда после нашего разрыва мы наконец поняли, как стать более достойными партнерами, наши эротические опыты слегка замедлились, но все еще были довольно горячими для того, чтобы не планировать секс, как чистку зубов, как всегда рекомендуют в женских журналах те, кто претендует на роль специалистов по взаимоотношениям.
Потом родилась Стиви, и началось кратковременное пребывание Санджея в медицинской школе. Секс постепенно затих.
А под словом «затих» я подразумеваю то, что мы практически перестали им заниматься.
Трудно отыграться, находясь на задней линии, не помогло даже то, что Санджей бросил учебу в медицинской школе. Теперь это происходило от случая к случаю, что, как я полагаю, было не слишком часто. А когда это случалось, то, как правило, в темноте, или же я закрывала глаза, потому что меня отвлекали волоски в ушах Санджея, которые ему приходилось подстригать у парикмахера, после чего он моментально забывал о них вплоть до следующего визита. В любом случае было легче получить то, что я собиралась получить, когда я не видела корзину для грязного белья у изножья нашей кровати.
В самом деле, стоило ли удивляться, что, когда он приставал ко мне, а это почти всегда происходило незадолго до наступления ночи, когда я была готова отключиться, я думала о том, разбудит ли меня в ближайшие два или четыре часа мой зассанец сын, и говорила: «Может быть, завтра?»
По дороге на работу, все еще одетая в запятнанные брюки, я припомнила замечание, сделанное Дженни несколько месяцев тому назад. «Секс поддерживает наши отношения», – сказала она, когда явилась на наше свидание в кафе с пылающими щеками и в качестве извинения за опоздание сказала, что Мэтт был шаловлив.
Была ли она лицемеркой или же пыталась сказать мне, что секс был одной из немногочисленных вещей, которые объединяли их?
Еще один вопрос, ответа на который я никогда не узнаю.
* * *
Когда я вошла в свой кабинет, посреди моего стола стоял букет белых орхидей. Я никогда не видела так много орхидей в одной композиции, там было, наверное, восемь цветков на одном стебле, а в букете их была дюжина. Это был самый красивый букет, который мне когда-либо дарили, и от его вида мне захотелось расплакаться. В любое другое время я бы предположила, что это именно Дженни прислала его. Она делала подобные вещи – дарила мне губную помаду, которая, как она знала, будет отлично смотреться на мне, или приносила тюльпаны после того, как мне удавалось получить крупный благотворительный взнос.
На этот раз цветы были от моих коллег.
– Белый цвет к месту? – спросил Расс, который как раз просунул голову в мою дверь. Он выглядел немного застенчивым, и я поняла, что это, наверное, он выбирал цветы. – Тебе вообще нравятся орхидеи?
Почувствовав, что вот-вот разрыдаюсь, я отвернулась в сторону.
– Да, – наконец удалось выговорить мне. – Они мне очень нравятся.
– Хорошо, – сказал он. Затем его голова исчезла.
Взяв себя в руки, я крикнула в коридор:
– Какие у нас планы на сегодня?
На этот раз в дверном проеме появилось все тело целиком.
– Я доделываю второй проект для Блатнера, если у тебя найдется время просмотреть его, было бы замечательно. В половине второго я встречаюсь с Дином Уиллисом, чтобы обсудить показатели на конец финансового года.
– Можно мне присоединиться к вам?
– Я могу прикрыть тебя, если ты хочешь наверстать упущенное и заняться чем-то другим.
Меня не было на работе несколько дней, и он взял все мои обязанности на себя. Я оценила это, хотя он все равно оставался тем же Рассом. Меньше всего мне хотелось, чтобы он обращался со мной, как с хрустальной вазой, только для того, чтобы отстранить меня с должности соуправляющего или позднее потребовать от меня какой-нибудь огромной услуги.
– Я подскочу, – сказала я.
Он улыбнулся, а потом произошло нечто странное. Если рассуждать с некоторой степенью объективности, Расс был привлекателен – у него были такие меланхоличные зеленые глаза, которые встречаются нечасто, ровные белые зубы и почти до жути симметричное лицо. Кроме того, он был белокожим, коренастым и ниже среднего роста, то есть полной противоположностью Санджею. Однако, глядя на него, я подумала…
Нет.
Если не считать того, что я только что почувствовала, что меня мучительно тянет к нему. Не было ли это своеобразной реакцией на горе? Временным помешательством, вызванным видом этого красивого букета, который он купил? Или же это таилось в моем подсознании, дожидаясь нужного момента, чтобы обрушиться на меня?
