– Это счастливая случайность, Пенелопа, – сказала Иоланда. – Что, если бы она не спросила тебя о получающих стипендию? Ты замечательно рассказала о Летисии, но, если бы Нэнси стала выспрашивать у тебя, как мы будем рекламировать стипендию, теперь мы с тобой разговаривали бы по-другому.
Я была готова уступить ей и сказать, что я всего лишь рада тому, что все получилось. Но едва я открыла рот, как в моей голове всплыл разговор с Нэнси Вайнгартен.
– Это не было манипулирование фактами, я рассказывала о судьбе человека, – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. – И я не думаю, что это счастливая случайность. Я упорно работала, и, хотя не все прошло в точности так, как я планировала, это окупилось.
Иоланда внимательно посмотрела на меня. Наконец, покачав головой, она сказала:
– Сообщи об этом Дину Уиллису.
У меня дрожали ноги, когда я вернулась к своему столу, никогда прежде я не противоречила Иоланде. Впрочем, я улыбалась. Потому что уже думала о том, как скажу Санджею о том, что, возможно, стоит пересмотреть его принципиальное отношение к честности.
Глава 17
Однажды, когда я поздно вернулась с работы, меня встретил Санджей, расплывшийся в такой широкой улыбке, что были видны коренные зубы. На нем были красивые брюки и рубашка, которая… возможно ли это? Да, она и вправду была выглажена!
– У тебя собеседование? – спросила я, чтобы скрыть свое восхищение.
Улыбка на его лице мгновенно увяла, но он быстро спохватился.
– Нет, но сегодня вечером я пропускаю репетицию.
– Хорошо… – Я не понимала, какое отношение репетиция группы имеет к его облачению.
– Я нанял приходящую няню и забронировал столик в «Марио», – объяснил он, называя наш любимый итальянский ресторан.
– Ой, – сказала я, хотя для меня это было приятным сюрпризом и, безусловно, превосходило то, о чем я его просила. Просто я пожалела о том, что по дороге домой не остановилась и не выпила двойной эспрессо. Я набегалась за целый день и, вероятно, буду клевать носом над тарелкой тортеллини.
– Ой? – переспросил Санджей.
Я попыталась исправиться.
– Замечательно, мы не были там целую вечность.
Он, кажется, успокоился:
– Да, давненько. Я подумал, что было бы неплохо сменить пластинку.
– Несомненно. Ты не возражаешь, если я переоденусь?
– Конечно, нет. Эмма будет здесь без пятнадцати семь. Я забронировал столик на семь.
– Великолепно.
Я поспешно взбежала по лестнице и натянула на себя джинсы, которые тут же сменила на юбку. Если уж Санджей постарался привести себя в порядок, значит, мне следовало сделать то же самое. Прошло несколько месяцев, может быть, даже год с тех пор, как мы с ним никуда не выходили вдвоем. Обычно мы вместе с детьми ходили к Мэтту и Дженни, потому что у них было много места и можно было почти убедить себя в том, что визг, раздающийся в холле на первом этаже, доносится из соседнего дома.
Когда я освежила смазанный макияж, мне пришло на ум, что, несмотря на изнуренный вид, я по-настоящему возбуждена. Ужин вдвоем даст нам возможность наладить взаимопонимание, чего, как я и говорила ему, мне хотелось.
Правда, когда в ресторане, сделав заказ, мы сидели и смотрели друг на друга через маленький столик, за которым когда-то сиживали, стало до боли очевидно, с каким скрипом нам дается взрослый разговор.
– Как дела у вашей группы? – спросила я.
Пожав плечами, он взял из корзинки ломоть хлеба.
– Не знаю. Сегодня три недели с тех пор, как я стал пропускать репетиции.
– Правда? – сказала я. Как же я этого не заметила? – Почему?
Он как раз засовывал в рот огромный кусок хлеба, и ему понадобилось некоторое время, чтобы прожевать, прежде чем ответить.
– Просто мне нужна была передышка.
Я не знала, хочет ли он подтолкнуть меня к тому, чтобы я расспросила его подробнее, или просто уклоняется от ответа.
– Понятно, – сказала я.
– Как твоя работа? – спросил он.
«Очаруй его своей болтовней», – услышала я голос Дженни.
На этот раз я смогла справиться с инстинктивным желанием ответить ей вслух. «Я стараюсь», – подумала я.
«Старайся лучше», – парировала она.
– Пенни? – спросил Санджей, не понимая, что меня больше интересует разговор, который происходил в моей голове, а не тот, что ведем мы с ним.
Я медленно перевела взгляд на него.
– Ну, на работе все довольно хорошо, – сказала я. – Помнишь, я говорила тебе о Нэнси Вайнгартен?
Санджей кивнул.
– Ну, я добилась пожертвования. Это самый крупный дар от женщины в истории медицинской школы.
По тому, как он засиял, можно было бы подумать, что это его победа. Или, может быть, он просто был рад тому, что есть о чем поговорить.
– Это фантастика! Почему ты мне сразу не сказала?
На самом деле, я не знала почему. Вероятнее всего, потому что я была так занята обычной вечерней рутиной, что забыла об этом, поэтому ответила уклончиво.
– Ну, все прошло не так гладко, как хотелось бы. Иоланда попыталась представить все так, будто я серьезно напортачила, а не совершила кое-какие мелкие оплошности, но Нэнси сказала мне, чтобы я прекратила делать вид, что мне все дается легко.
Он вскинул брови:
– Она так сказала?
– Почему ты так смотришь на меня?
– Просто так, – сказал он. – Это хороший совет. Надеюсь, ты воспользуешься им.
Подразумевалось, что я, вероятно, этого не сделаю.
– Хм, – сказала я.
Протянув руку через стол, Санджей сжал мою ладонь.
– Пенни, не смотри так. Я правда горжусь тобой. Кто бы мог подумать, когда ты впервые пришла работать в отдел развития, что семь лет спустя ты станешь практически ведущим специалистом?
Он думал, что это комплимент, но я почувствовала, что у меня портится настроение.
– Безусловно, это не обо мне. – Страстно желая сменить тему, я сказала: – Есть ли новости от журнала Atlantic?
– Я все еще жду новостей, чтобы взяться за другую статью. Но с книгой я продвинулся вперед.
За ужином он рассказал о том, что увидел в общих чертах весь проект и начал думать, с чего начать первую главу. Я старалась задавать вопросы и не сводить с него глаз, когда он отвечал на них. Но, закончив говорить о том, как он ищет себе агента, Санджей посмотрел на меня так, как будто не был уверен, стоит ли продолжать, я же молча потягивала вино. Почему это требует такого большого труда? Разве мы, два человека, знающие друг друга почти двадцать лет и давшие обет до конца жизни быть вместе, не способны наладить взаимосвязь без таких усилий, не вспоминая о проклятом списке?
