– Насчет этого не знаю, – сказала я. Я хотела убраться до приезда Сесили, но не успела достать чистящий спрей, как Майлза ужалила пчела. После чего все полетело в тартарары.
– Пенни хотела сказать спасибо, – произнес Санджей за моей спиной.
К моему удивлению, Мэтт рассмеялся. Я не могла вспомнить, когда в последний раз видела его смеющимся, и поняла, что тоже улыбаюсь.
– Несомненно, я хотела поблагодарить тебя, – сказала я.
В окно было видно, что Майлз и Сесили прыгали на батуте так высоко, как только могли, стараясь добраться до Стиви, которая подпрыгивала посередине. Эту игру они называли попкорном, и всякий раз, когда они играли в нее, я думала о том, что сподвигло меня установить на заднем дворе огромную адскую машину.
– Эй, ребята, что вы делаете с детьми в конце лета? – спросил Мэтт. – Я рассчитывал, что лагерь будет работать до Дня труда
[12], а оказалось, что он закрывается на неделю раньше.
– Предполагалось, что я буду приглядывать за ними, – сказал Санджей, – но не исключено, что я буду уже работать. Я был на собеседовании в отделе по связям с общественностью в Колледже гуманитарных наук.
Мэтт был явно удивлен.
– Правда? Я думал, что ты пишешь и все идет хорошо.
– И да, и нет. Скоро я надеюсь продать книгу, но пока я недостаточно зарабатываю. Пришло время что-то изменить.
– Рад за тебя, Санджей. Ты удивил меня.
Я скользнула взглядом по Санджею, чтобы понять, не раскаивается ли он в том, что сказал, но он только улыбнулся.
– Спасибо, приятель, – сказал он. – Хочешь пива?
– Конечно, это как раз то, что нужно.
Санджей открыл пару бутылок, и они вышли на веранду. Когда я смотрела в окно на них и на детей, мне в какой-то момент все показалось таким обычным, что я забыла о том, что Дженни нет в соседней комнате и что она не появится здесь.
Потом Мэтт вернулся в дом. Я хотела напомнить ему о том, что закончила пост для сайта Дженни, но, пока он приближался ко мне, я догадалась, что у него на уме что-то другое.
Действительно.
– Пенни, если в конечном счете ты или Санджей будете сидеть с детьми в последнюю неделю августа, как ты думаешь, не могли бы вы взять и Сесили? Я не смог подыскать няню. Я собирался отправить Сесили к своим родителям в Мэн, но она не хочет ехать.
– Мы можем, – медленно проговорила я. – Но не думаешь ли ты, что было бы намного лучше взять отпуск на неделю и провести его вместе? Держу пари, она захотела бы поехать в Мэн, если бы ты поехал с ней.
Он окинул меня взглядом.
– Разве мы с тобой не можем хотя бы раз поговорить без того, чтобы ты не напомнила мне, что я самый плохой отец на свете?
– Ты же знаешь, что у меня не было такого намерения.
– И все же. – Мэтт поставил полупустую пивную бутылку на стол. – Я пойду. Заеду за Сесили через час.
Мы планировали, что она поужинает с нами. Невозможно, чтобы Мэтт забыл об этом. Я пристально посмотрела на него, размышляя, действительно ли он так обижен – или жесток, – что заберет Сесили раньше только потому, что чувствует себя оскорбленным.
Но он был прав. Он был отцом Сесили. Кроме него, у нее никого не было. В конце концов, только он мог решить, когда его дочь покинет мой дом, как и обо всем остальном, что касалось ее.
– Хорошо, до скорого, – сказала я.
* * *
В тот вечер Стиви и Майлз прохлаждались в гостиной, смотря по телевизору сериал «Планета Земля».
– У вас найдется место еще для одного человека? – спросила я, плюхаясь между ними на диван.
– Мамочка! – сказал Майлз, не отрыва глаз от экрана.
Стиви оказалась чуть внимательнее.
– С тобой все в порядке? – спросила она, поглаживая меня по ноге.
– Да, милая, – сказала я. – Почему со мной должно быть что-то не в порядке?
– Потому что ты не ладишь с Мэттом, – сказала она.
Мой ребенок ничего не упустил. Мэтт не опоздал ни на минуту. Хотя он вел себя так, как будто никакого разговора между нами не было, Сесили ревела, протестуя против того, чтобы ее забирали так рано, от чего я, в свою очередь, тоже расплакалась. Попрощались мы с ним холодно, без каких-либо обещаний или планов встретиться снова. Когда я смотрела, как они отъезжают, мне пришлось отгонять от себя мысль о том, что, возможно, мы не скоро снова увидимся с Сесили.
– Боюсь, что так, – согласилась я. – Но, думаю, все это пройдет.
Стиви посмотрела на меня с сомнением.
– Правда?
– Не могу сказать с уверенностью, но надеюсь на это, – сказала я, кладя руку ей на плечо. – Ребята, что за серию вы смотрите?
– Про горы, – сказала Стиви.
– О-о, я ее не видела. – Я откинулась на диванные подушки. На экране телевизора по склону горы расхаживали два снежных барса. Рассказчик представил их как мать и ее подросшего детеныша. Пара игриво боролась, а потом мать начала вылизывать свою дочь. Хотя детеныш был почти таким же крупным, как мать, сказал рассказчик, ему придется многому научиться, прежде чем начать жить самостоятельно.
Мы с детьми с восхищением наблюдали за тем, как в период спаривания взрослая самка защищает своего детеныша от пары самцов. Она победила, но была ранена, и когда, хромая, она направилась в пещеру, ведя за собой дочь, рассказчик предположил, что, возможно, никто их них не выживет, ведь детеныш все еще нуждался в наставлениях матери, чтобы освоиться с жизнью в горах.
Когда Стиви схватила меня за руку, я поймала себя на том, что моргаю от слез.
Потом на экране снова появился снежный барс, это была мать. Видео было снято через несколько месяцев после ее травмы, и теперь, когда рана зажила, она с легкостью перепрыгивала через расселины. На последних кадрах ее дочь, живая и здоровая, и теперь уже самостоятельно бродившая по горам, шла по следу матери. Как сказал рассказчик, находясь на расстоянии нескольких миль друг от друга, они будут жить параллельной жизнью и, вероятно, больше никогда не увидят друг друга.
– Мамочка, почему ты плачешь? – спросил Майлз, когда на экране пошли титры.
– Я не плачу… – шмыгнула я носом. – Ладно, плачу. Мамочке немного грустно.
– Из-за тети Дженни? – спросила Стиви.
– Да, – сказала я. Из-за Дженни и Мэтта, и из-за Сесили, и из-за своего отца, и из-за своего брака, и… ну, почти из-за всего, поняла я, пока по моему лицу продолжали течь слезы.
В тот же момент Стиви и Майлз забрались на меня, обнимая своими тощими руками.
– Все хорошо, мамочка, – сказал Майлз, вытирая мне лицо ладонью.
