– Разумеется, – согласился Карлсен.
– Потом, некоторое время спустя мы приехали…
Эмили вдруг замолчала. Будто не решаясь сказать о том, что было дальше.
– Вы стали выходить? – подсказал Карлсен.
– Не совсем. В общем… Я сказала Тамаре: «Пойдём?» – а она сидела и плакала. Тогда уже начали выходить другие. Я спросила: «Ты хочешь посидеть ещё?» – а Тамара прошептала: «Эмили, мне так больно, я хочу умереть». Я не знала, что мне делать. Я обняла её, но она никак не реагировала. Мне вдруг показалось, что я её раздражаю. И ещё… Нет, этого не буду говорить. В общем, я решила, что Тамаре лучше побыть немного наедине с собой. Так будет лучше, сказала я себе. О, сейчас бы я ни за что так не поступила! Но тогда, наверное, я просто растерялась. Я подумала, что оставлю Тамаре ликёр, там оставалось буквально на один глоток. Вначале хотела оставить бутылочку на сиденье, но в итоге почему-то решила дать ей в руки. Тамара взяла бутылку, но тут же с отсутствующим взглядом просто бросила её на пол. Я поняла, что мне действительно лучше пока уйти с глаз долой.
Адам Карлсен некоторое время переваривал услышанное. Параллельно Эмили Нортон сморкалась и успокаивалась.
– Мисс Нортон, я задам вопрос, который вам может очень не понравиться. Но не задать я его не могу. Сейчас, когда вашей сестры нет в живых, вам не кажется, что все эти болезни или хотя бы некоторые из них были всего лишь плодами её воображения?
Поначалу казалось, что Эмили Нортон была ожидаемо потрясена (и даже возмущена) вопросом. Но в какой-то момент её лицо смягчилось, словно она всё-таки допускала вероятность симуляции недомоганий.
Она опустила взгляд, пальцы перебирали скомканные платки.
Она сказала:
– В моих действиях, в моём отношении к сестре всегда была только забота.
– Вне всяких сомнений, – подтвердил Карлсен.
– И я всегда верила ей. Как можно не верить самому близкому тебе человеку?
Она сглотнула.
– И вот эта поездка. Я давно знала со слов Тамары о выходках Джона, о том, какой бывает Мэри. Хотя в её случае, повторюсь, я всё-таки списывала всё на возраст. Но в поездке поняла, что всё не так и всё гораздо хуже. Я начала замечать, как всё чаще проступает в этих людях открытая ненависть, зло. Когда ты слышишь об этом – это одно, но когда всё случается на твоих глазах…
Тяжёлый вздох.
– Я всё это говорю, чтобы как-то оправдаться. За то, что сейчас скажу. Дело вот в чём…
И она поведала об эпизоде, который произошёл с миссис Робинсон на островной лестнице, и о том, как этот эпизод трактовала Вероника Бёрч.
– После её слов я впервые задумалась над тем, что моя сестра может выдумывать. Я перенесла шок.
Кивая головой, Карлсен заметил:
– Это, несомненно, очень интересная подробность. Как вам кажется теперь, мисс Нортон, ваша сестра действительно разыграла своё падение? Или же…
– Я не знаю, не знаю, – резко вставила Эмили. – Дело в том, что я прокручивала этот эпизод в своей голове вновь и вновь. И даже там, на фуникулёре, продолжала об этом думать…
– И на фуникулёре вы вдруг почувствовали, что Тамаре совсем не плохо, по крайней мере, физически, – развил её мысль Адам.
– Ох, прости меня сестра, да! Именно так я и подумала! И поняла, что раздражаю её, потому что…
– Ничто не шло по её плану.
– Да! Именно так. О господи…
Эмили закусила губу. Затем взмолилась:
– И только поэтому, мистер Карлсен, только поэтому я оставила её одну! Потому как поняла, что ей ничто не угрожает и что лучше ей прийти в себя в тихом одиночестве!..
За дверью кладовой послышались всхлипывания.
Эмили Нортон, ничего не заметив, продолжала:
– Я должна была… должна была прислушаться к внутреннему голосу. Он говорил мне: Тамара в опасности, ей хотят причинить зло. И видите, что вышло.
Адам Карлсен внимательно рассматривал убитую горем девушку.
– Мисс Нортон, кто, по вашему мнению, вероятнее всего мог украсть у вас веронал, чтобы позже подсыпать его миссис Робинсон?
Эмили подняла на него опухшие глаза. Её взгляд, как в самом начале разговора, оказался пуст.
Она с трудом произнесла:
– Не знаю… не знаю… Кажется, что каждый кинул туда по щепотке яда.
Глава 4
Дверь в кладовую распахнулась. Месьё Фабьен рыдал. Жоржетта, в пенсне и с вязанием в руках, сказала:
– Если бы у меня была такая идиотка сестра, как эта бедная мышка, я бы её сама отравила. Какой смысл в её существовании? Антуан, заканчивай ныть! Я уже вся мокрая от твоих слёз. Нет, увольте! Если бы со мной так нянчились, как эта крошка с сестрой, я бы не вытерпела. Жизнь уберегла меня от сестёр и послала мне трёх самовлюблённых братьев, которым до меня, слава богу, дела не было.
Месьё Фабьен громко высморкался.
– А вы что скажете? – поинтересовался Карлсен у Каннингема.
Каннингем глядел на кресло, обитое рубчатым вельветом, в котором минутою ранее сидела мисс Нортон.
– Что скажу? Интуиция – вещь хорошая. Не раз меня выручала. Поэтому понимаю чувства, что описала сестра покойной. Жаль, конечно, что она так и не высказала свои подозрения раньше. Возможно, смерти удалось бы избежать. А вы что думаете?
– Что думаю я? – Адам по привычке стал расхаживать взад-вперёд по комнате. – Кто насыпал веронал в бутылку, мы пока не выяснили. Зато у нас появились другие факты. И некоторые из них противоречат друг другу. Наша задача – выяснить, какие факты являются правдой, а какие нет.
– Например?
– Так, так, сейчас… Например… Кое-что мы уже знаем о характере жертвы. Мы понимаем, что миссис Робинсон, скорее всего, симулировала недомогания, чтобы вызвать к себе жалость. Мы также теперь знаем, что миссис Робинсон была способна и на более радикальные методы. Например, падение с лестницы.
– А что, если её и вправду толкнули?
Это произнёс месьё Фабьен.
Жоржетта, качая головой, разразилась едкой тирадой:
– В мои годы были в моде такие дамочки. Их мужья весь день либо работали, либо курили сигары в клубах. Поэтому они лежали в своих будуарах, клали ладонь на голову и изнемогали от болезней, которых у них не было. И каждый день вызывали домой лечащего врача. Тот проводил тщательный осмотр тела и выдавал из своего чемоданчика очередной пузырёк с водой, называя это лекарством. Все были довольны. Дамочки получали внимание, врач получал деньги. Да, содержать жену раньше было куда расточительнее.
– Но в нашем случае есть одно несовпадение, – сказал Карлсен. – Мисс Нортон сообщила о том, что её сестра привыкла ложиться, когда её мучили боли. Допустим, миссис Робинсон просто симулировала. Но как объяснить тогда тот факт, что она лежала на полу уже через десять минут после того, как все вышли из фуникулёра и кабинка двинулась вниз? Вы ведь помните: водитель, загрузив чемоданы, сразу отправился наверх, и когда по пути кабинки встретились, он никого в другой кабинке не увидел. Почему миссис Робинсон лежала в тот момент на полу? Я всё-таки предпочитаю думать, что даже очень большая доза веронала не способна действовать так скоро. Прошло всего минут пятнадцать после того, как веронал попал в её организм. Поэтому, с учётом новой для нас информации, я думаю, что миссис Робинсон действительно стало плохо, и она по привычке легла. Сиденья в вагоне фуникулёра непригодны, чтобы лежать, поэтому ей пришлось лечь на пол. А это значит, что миссис Робинсон не симулировала боли. Ни дома, в Англии, ни в тот день на фуникулёре. Возможно, не все её болезни были реальными, но всё-таки миссис Робинсон была нездорова. А пока она лежала, веронал начал действовать. И Тамара Робинсон уже не встала и уснула навсегда.
