Джону явно не нравилась тема. Он раздражённо поёрзал в кресле и спросил:
– Сколько вам лет?
– Двадцать.
– Нет, вы только представьте!
– Разве не с моими сверстниками вы предпочитаете проводить время?
Мистер Робинсон щёлкнул языком.
– Опять Эмили наболтала?
– И всё-таки?
Мужчина почесал двухдневную щетину.
– Я общаюсь с теми, с кем мне интересно. Но я никогда ничего не рассказываю о том, что происходит в моей личной жизни. Никому. Я впервые обсуждаю это с кем-то… И ему двадцать, а на нём купальный халат.
– Здравый смысл вы не утратили. Кстати, о врачах. Вы сказали, что ваша жена часто болела, но не всегда обращалась к врачу. Вы считаете, что она симулировала боли?
– Я считаю, что она иногда симулировала. Для этого у неё было два повода. Во-первых, это было её оружием, которое она использовала во время ссоры, когда чувствовала, что проигрывает. Во-вторых, она разыгрывала, как правило, сердечные боли, если ей вдруг становилось скучно и она хотела, чтобы на неё обратили внимание.
– А какие боли, по-вашему, миссис Робинсон не симулировала?
– Вы неверно задаёте вопрос. У неё действительно отекали ноги, руки, давление могло подскочить вместе с пульсом. Тут понимаете, какое дело… Она могла порой симулировать и те болезни, которые у неё действительно имелись. Поэтому отличить настоящую боль от выдуманной могла только она или опытный специалист.
– Вам известно, какими препаратами она лечилась?
– По-моему, таблетки, чтобы понижать давление. Может, ещё что-то, но я больше ничего об этом не знаю.
И вдруг лицо мистера Робинсона резко покраснело от нахлынувшего гнева, он выговорил сквозь зубы:
– Глупая! Глупая женщина! Я сто раз ей это повторял! Из-за своего вранья она могла оказаться в опасном положении! Ей невдомёк, что однажды я бы не поверил в эти боли, когда ей могло стать плохо по-настоящему!
– Но, кажется, именно это произошло на фуникулёре?
Джон Робинсон свесил голову и промолчал.
Адам Карлсен спросил:
– Вы ведь ей не поверили?
Ответ звучал тихо:
– Нет.
– И сейчас, вспоминая тот день, всё ещё не верите, что ей нездоровилось?
– Я не знаю. Нужно дождаться вскрытия.
– Но ведь ей стало плохо ещё в автобусе.
Мистер Робинсон сильно ударил в подлокотник.
– Чёрт! – взорвался он. – Я не знаю! Нет, я не верю, что ей было плохо! Хотя ей должно было быть плохо! Когда я вернулся с завтрака за вещами, она допивала кофе! Как вы думаете, человек, страдающий от повышенного давления, будет пить кофе, если ему плохо? Нет! Она симулировала, как обычно! Да, бывало, что её мучили боли в дороге. И давление подскакивало, и этот чёртов ревматизм. В этот раз хоть Эмили была рядом, она массировала ей спину, шею, конечности, и мне не приходилось, слава богу, всем этим заниматься. Но в тот раз я бы всё равно не поверил ей!
Карлсен дал ему поостыть.
Минуты три спустя Джон Робинсон сказал:
– За день до смерти моя жена изобразила падение с лестницы. Перед этим мы поругались. Но тогда я ей отчего-то поверил. Я действительно думал, что кто-то столкнул её, что ей и в самом деле очень больно. Наверное, потому что чувствовал какую-то вину после ссоры. Я донёс её на руках до отеля, но в отеле… Короче, обман раскрылся быстро. У неё ничегошеньки не болело! Я это понял, как только мы оказались внутри. Понимаете?
Карлсен кивнул.
– Вот потому-то я и не обращал на неё внимания на фуникулёре. Я был зол на неё. За то, что она разыграла весь этот спектакль с падением.
– Вы уверены, что её никто не толкал?
– Я был там, наверху! Никого там не было. И негде было спрятаться поблизости.
– Могу я поинтересоваться, из-за чего вы поругались на острове?
Мистер Робинсон проглотил слюну.
– Это были очередные бредни моей жены. Она видела, как я помог мисс Веронике Бёрч подняться по лестнице. Собственно, я нёс мисс Бёрч на руках, потому что перед этим Мэри толкнула её и она подвернула ногу. Тамара медленно, но верно готовила сцену ревности. Мы находились в церкви. Она начала с того, как мы с ней счастливы, а затем как бы невзначай упомянула мисс Бёрч, одно за другим… В общем, как она умеет. Выставила в итоге меня последней сволочью. Ну я и сорвался. Она, полагаю, рассчитывала, что я поведу себя как-нибудь иначе. Скажу, что люблю её или что-нибудь подобное. Я иногда ей это говорил. Тогда бы она одержала победу в своей игре.
Он сделал паузу.
– Короче, я сорвался. Сильно взбесился. Наорал на неё прямо в церкви. Ей требовался крутой следующий шаг, что-то радикальное. Вот тогда-то и появилась лестница в её планах, полагаю.
Мистер Робинсон закурил.
Из-за приоткрытой двери в кладовку просачивался сигаретный дым. Заметив его, Карлсен поспешил спросить:
– Как часто ваша жена пила кофе?
– Крайне редко.
– Это могло как-то повлиять на её самочувствие? Гипертоникам ведь не советуют злоупотреблять кофеином.
Небольшая пауза предшествовала следующей реплике мистера Робинсона:
– Мне кажется, Тамара пила его, лишь когда чувствовала себя отлично. И ещё, по-моему, с помощью кофе она вроде как подчёркивала свою позицию, несомненно выигрышную. Вроде как да, я больна, но сейчас у меня всё хорошо, я крепко стою на ногах и могу позволить себе кофе.
– Понимаю. Некий психологический приём.
Мистер Робинсон кивнул.
– Как вы считаете, ваша дочь толкнула мисс Бёрч случайно?
– Думаю, что нет.
Следующий вопрос повис в воздухе.
Пожимая плечами, Джон сказал:
– По какой-то причине Мэри невзлюбила мисс Бёрч. Хотя до того толчка она видела её всего раз.
Он рассказал, как его семья познакомилась с известной писательницей, и добавил:
– Мэри в сущности ещё ребёнок. Мне в детстве тоже мог не понравиться кто-то из друзей родителей без всякой на то видимой причины. Так что…
Мистер Робинсон вновь пожал плечами.
– А мне кажется, – рассудительно произнёс Карлсен, – что мужские и женские пятнадцать лет очень разные.
– Возможно. Слушайте, при чём тут ещё и это? Мне кажется, я наболтал вам о своей жизни предостаточно, и столько лишнего…
Из кладовой послышался кашель.
– При том, мистер Робинсон, что я пытаюсь понять каждого в этой истории. К примеру, вашу дочь.
– Что именно насчёт неё?
