– Но на доходах вашей семьи война не отразилась, насколько я понимаю.
– Слава богу, наш уцелевший дом и деньги – это то немногое, что осталось неизменным. Всё благодаря маме. Она как чувствовала, что будет война и поэтому следует вкладываться именно в американские предприятия. Если бы не мамино чутьё, не представляю, где бы мы сейчас были.
Коннор опустил голову.
Адам произнёс:
– Да, кажется, что время потекло быстрее после войны.
– Отец оказался без работы. Долго ничего не мог придумать. В Сити его не брали, там была сильная конкуренция. Потом где-то в пабе он познакомился с каким-то смышлёным студентом, тот помог ему открыть агентство. Отец создал рабочие места, и первое время ему помогали субсидии, выделенные по плану Маршалла. Так у него появилось много новых знакомых.
– И много врагов у миссис Робинсон, – вставил Карлсен.
– Ну, врагов это сильно сказано. Просто они ей не сильно нравились.
– Потому как все они нашего с вами возраста.
Коннор вновь почувствовал неловкость.
– Вначале её смущало не это, – сказал он, – а то, что папа не сделал нужных выводов, как она. Тот студент обвёл отца вокруг пальца, украл прилично из тех денег, что были вложены. Но тем не менее он продолжил связываться с подобными типами, считая их взгляды более свежими и прогрессивными. Прибыли от дела всё равно не было, отец стал чаще брать в долг у матери.
– Он отдавал долг хотя бы раз?
– Не думаю, – Коннор покачал головой, а затем добавил: – Но мама его и без денег любила.
Глава 3
– И всё-таки я хотел бы услышать от вас кое-что относительно Мэри, – сказал Адам Карлсен.
Коннор поднял на него глаза.
– Что именно?
– Она когда-нибудь ссорилась с мистером или миссис Робинсон?
– Ну, в последнее время бывало. Но я уже говорил про колючий возраст.
– Вам известны причины, по которым происходили стычки?
– Ну, какие могут быть у Мэри причины? У детей её возраста всегда найдётся из-за чего поспорить с родителями. Ей могли не дать карманных денег, могли заставить делать уроки, могли не пустить гулять с подругами. Вот из-за такого, я думаю.
– Вы считаете Мэри ребёнком?
Коннор сдвинул брови.
– Но она ведь ребёнок, – парировал он. – Разумеется.
– А когда ваши родители ругались между собой, Мэри принимала чью-то сторону, защищала кого-то из них?
– Точно нет. Мэри не лезла в их отношения.
Карлсен склонил голову набок.
– Вы так считаете?
– Это не просто моё мнение, так и было! – настоял Коннор.
– Допустим. А вы слышали её ссору с миссис Робинсон в отеле два дня назад?
– Да, слышал.
– Расскажите, как всё было.
– Ну… После завтрака я, немного прогулявшись, поднимался к себе мимо этажа родителей. Их дверь была приоткрыта, и я услышал, как мама читала нотации.
– А Мэри кричала в ответ?
– Нет, это я потом узнал от тёти Эмили, что Мэри кричала, причём так, что стены тряслись. Мне кажется, тётя преувеличивает, если честно, но я-то сам не слышал, поэтому не могу оспорить.
– Вы помните, что именно миссис Робинсон говорила Мэри?
– Помню. Это была фраза, которая меня зацепила. Кажется, «мой муж ни за что не свяжется с такой девицей, как ты его ни соблазняй».
– Довольно жёстко.
– Да. Но я до сих пор не понимаю, почему она говорила это Мэри.
Карлсен внимательно посмотрел на Коннора Робинсона.
– В самом деле не понимаете?
– Ну да, – Коннор удивился. – А вы понимаете?
Но Адам вместо ответа задал вопрос:
– Вам известно, что мистер Робинсон всегда мечтал о дочери?
Коннор сглотнул, облизал губы и сказал:
– Да. Мама говорила как-то об этом. В тот момент она была зла на отца, ей хотелось поплакаться. Но я не отношусь к желанию иметь дочь негативно. По-моему, в этом нет ничего такого. Не все отцы хотят сыновей.
– Согласен. Но вам не было обидно такое услышать?
– Вовсе нет, – довольно легко ответил Коннор.
– И вы, вероятно, не замечали каких-либо странностей в отношениях Мэри и мистера Робинсона?
– Странностей? Н-нет, ничего странного не замечал. Что вы имеете в виду?
– А вы попробуйте соединить фразу, брошенную Мэри её приёмной матерью, «мой муж ни за что не свяжется с такой девицей, как ты его ни соблазняй», и тот факт, что ваш отец всегда хотел дочь. Какие мысли вас посетят?
Коннор долго обдумывал ответ.
– Мне непонятен смысл маминых слов. При чём тут отец и почему Мэри должна была его соблазнять? Возможно, я что-то неправильно расслышал, а возможно, это была какая-то очередная мамина интрига, очень глупая, – сказал он, колеблясь. – Поэтому меня скорее больше удивила мамина жестокость, которая послышалась мне в её голосе. Она крайне редко позволяла себе быть… ну, такой… настолько жёсткой с кем-либо из нас. Для этого её должны были очень глубоко обидеть. Видно, Мэри натворила что-то ужасное.
– Но для вас совершенно не очевидно, что именно она натворила?
– Н-нет, – покачал головой Коннор, – боюсь, не очевидно. Даже предположить не могу. Как не могу понять смысл маминой фразы.
Лицо Карлсена – до сих пор оно выражало сомнение – наконец-то смягчилось. Адам кивнул сам себе.
– Похоже, это именно то, что я искал, – пробормотал он вслух.
– Что вы сказали? – не расслышал Коннор.
Карлсен махнул рукой.
– Так, просто мысли. Последнее, мистер Робинсон, вы можете описать события на фуникулёре?
– Попробую, – Коннор неуверенно прочистил горло. – Все вошли, расселись. Маме было нехорошо. Вероятно, она перенервничала после разговора с Мэри.
Карлсен нахмурился.
– Мы отправились наверх. Через некоторое время мама спросила, долго ли ещё ехать. Папа ответил, чтобы она потерпела. На это она сказала, что её вроде как укачало в автобусе и что всё онемело. Тётя Эмили заметила, что мама бледная, и достала ликёр. Она не смогла его открыть, у папы тоже не вышло, и в итоге открыл я. Затем…
– Вы пролили ликёр на вашего брата.
– Да. Я извинился и передал бутылку через Мэри и папу тёте Эмили, она поила маму из рук. Вскоре мы приехали, вышли из кабинки, прошли в отель, зарегистрировались, разбрелись по комнатам. И через пару часов мы услышали о том, что произошло.
Коннор Робинсон вздрогнул и побелел. Уголки его глаз были влажными.
