Сидней, стадион «Quantas Arena», 27 февраля 2015 года. О разном
ПЕРЕД КОНЦЕРТОМ МЫ с Мари ужинаем за кулисами. Сегодня она выбрала лосось. Вообще-то она его любит, но ей не нравится, как рыбу приготовили именно здесь. Зато она в восторге от яблочного пирога, который я помогаю ей есть. Рука – как и нога – плохо слушается её. Мари так ослабла, что не в состоянии держать ложку.
Мари всегда просит о помощи напрямую. Никаких извинений или попыток скрыть свои проблемы.
– Ох уж эта травма, – жалуется она. – Только посмотрите! Видите?
Она поднимает руку.
– Как же она мне надоела! Моя рука совершенно потеряла силу!
К нам заходит Микке. Он держит ноутбук, на экране которого несколько фотографий, и Мари буквально начинает светиться. Мы видим их дочку Юсефин, кошку Сессан и подснежники, что расцвели дома в саду. Пришла весна – а вместе с ней появились первые цветы.
– Боже, скоро домой! Как же хочется увидеть Юсси и цветочки!
Похоже, это желание заряжает энергией и Осу в гримёрке. По полу бежит огромный таракан, но его успевает накрыть стаканом австралиец из нашей команды – в отличие от шведов он с ними не церемонится.
Концерт на стадионе «Quantas Arena» – это истинное чудо. Зрители знают каждую песню: «Sleeping in My Car», «Joyride», «Dangerous»… Они танцуют и подпевают. Все счастливы.
Но когда Деа садится за клавиши и начинает играть написанную Мари «Watercolours in the Rain», зал замолкает. Слышны только музыка и голос Мари.
Seems I’ve been running
All my life
All my life
Like watercolours in the rain
Кажется, будто я бежала
Всю свою жизнь
Всю свою жизнь
Словно акварель, размытая дождём
Припев напоминает мне о нашем разговоре накануне. Я знаю, что Мари особенно любит исполнять эту песню, ведь музыку сочинила она сама. Слова Пера попали в самую точку, описали Мари как нельзя лучше. Когда я слышу, как она поёт о сумасшедшей гонке, которая не прекращалась всю её жизнь, на глаза наворачиваются слёзы.
Я смотрю на неё, сидящую в белом блестящем пиджаке, и понимаю: Мари – не просто великолепная певица. Она – сама история. История не только о выживании, но также о хрупкости и ранимости. Посмотрите, что с ней произошло. Такое может случиться с кем угодно. Зачем прятаться? Вместо этого можно рассказать о своей судьбе и поделиться болью с другими.
И зрители действительно хотят услышать её историю. Для меня это очевидно.
Мари поддерживает весь стадион. Она протягивает руки, и кажется, будто она принимает всю любовь, которую ей дарят. А мне в голову приходит ещё одна мысль. Щедрость не только в том, чтобы дарить, но и в том, чтобы принимать. Мари искренне показывает своим поклонникам, что они для неё значат.
Думаю, они тоже это чувствуют.
Микке наблюдает за Мари из-за кулис. Он тоже тронут до глубины души. Вечер удался.
– Я испытываю невероятную гордость, глядя на неё. Но горжусь ею не просто как своей женой и талантливой артисткой. Эта гордость иного характера. Мари дарит надежду тем, кто попал в непростую ситуацию и, быть может, проходит через столь невыносимые тяготы, что и представить себе невозможно.
Турне подходит к концу. Через два дня мы вернёмся в Швецию.
– Я рад, что мы едем домой, – говорит Микке. – Гастрольная жизнь прекрасна, но я очень переживаю за Мари. Боюсь, что её покинут силы, что с ней что-то произойдёт. У меня каждый раз как будто камень падает с души, когда завершается очередное турне и я понимаю: всё прошло хорошо. Правда, оказавшись дома, мы обычно тут же хотим вернуться на гастроли. Беспокойство-то всё равно никуда не исчезает, оно повсюду.
Жизнь Микке насквозь пронизана переживаниями – а ещё печалью, которую он всячески пытается скрыть. По его мнению, очень непросто поддерживать высокий эмоциональный тонус, когда в основе основ всё-таки лежит горе. Порой от него удаётся отгородиться, но подобное не проходит бесследно: рано или поздно человек может уйти в себя.
– Я каждый день пытаюсь примириться с нашей судьбой, но это невероятно трудно. Жизнь не похожа на математику, где плюс на минус даёт плюс. Радость не убивает печаль: эти два чувства просто-напросто сосуществуют друг с другом.
Стараясь справиться с трудностями, Микке прибегал к разным стратегиям. Одна из них – погружение в рутину. Повседневная жизнь, забота о детях – всё это остаётся и служит некоторым утешением в дни, наполненные страхом и растерянностью.
Второй способ – попытка жить сегодняшним днём:
– Поняв, что беспокойство съедает меня изнутри, я решил не думать о будущем. Беспокойство всегда связано с будущим. Я учился жить одним днём, чтобы перестать переживать, и в настоящем уже нет места и времени для беспокойства.
Настоящее такое, какое есть.
– Радость от того, что я встретил большую любовь, побеждает страдания, связанные с болезнью Мари. Как жаль, что это произошло, когда мы были ещё так молоды. Мари было сорок четыре, мне – сорок пять. Но счастье, которым мы к тому моменту успели насладиться, никто не сможет отобрать. А как я рад, что у нас такие дети и такие отношения! Сегодня мы вынуждены жить с травмой, которую Мари получила при облучении. Сейчас уже трудно припомнить, какой наша жизнь была раньше. С диагнозом мы прожили больше лет, чем без него.
После концерта все, как обычно, собираются вместе. Оскар разливает шампанское – такова его особая миссия на этих гастролях. Мари пока с нами, и тут начинается «разбор полётов»: что удалось, а что не получилось. И всё же главное – атмосфера праздника. Все возбуждены, и всем хочется высказаться, даже если что-то пошло не так.
– Кристофер и Пер, возможно, порезались. Иногда они с такой силой бьют по струнам, что пальцы начинают кровоточить. Бывает, им обоим достаётся, – рассказывает Мари.
Уже не в первый раз я поражаюсь: в общем-то Мари – центральная фигура в этом туре, и ей достаётся всё внимание. Но при этом нередко именно она оказывается в стороне, будто наедине с собой. На сцене весь свет направлен на неё, а за кулисами она остаётся в тени.
– Думаю, все, у кого есть хоть какой-то изъян, понимают, о чём я говорю, – отмечает Мари.
– Буть то проблемы с ходьбой, чтением или чем-то ещё – и вы уже чувствуете себя изгоем. Это неизбежно, – добавляет она.
– Однако дело не только в травме, – продолжает Мари. – В музыкальной индустрии доминируют мужчины. Голос женщины порой совсем не слышен. Меня ужасно раздражает, когда мужчины общаются исключительно между собой, будто меня нет рядом.
«Мари – это сердце Roxette, – говорит Кристофер Лундквист. – Она окрыляет группу. Он тоже считает, что в мужской, связанной с техническим оборудованием и ориентированной исключительно на заработок музыкальной сфере ей, к сожалению, никогда не удастся занять должное место».