Он откидывается на спинку стула, небрежно бросив карты на стол – в этот раз он решил сфолдить.
Я рассказываю ему о злополучных короле-валете, опустив все подробности, за которые все еще слишком зла на себя, чтобы делиться ими.
– Да, зря ты стала играть с такой картой, – спокойно констатирует Эрик. Он никогда не стесняется указывать на ошибки. – Я, наверное, играю с королем-валетом реже других игроков. Это просто плохая рука.
Я печально киваю.
– Но выше нос! Ты все равно долго продержалась. Так что все хорошо. Найди себе стул и иди сюда.
И Эрик позволяет мне подглядывать в его карты. Тем временем я размышляю о том, как провалила затею блеснуть, впервые сев за карточный стол в реальности. Штука в том, что мне давно уже не приходилось быть в шкуре дилетанта. Я и не припомню, когда в последний раз осваивала совершенно новый навык. Я чувствую себя не в своей тарелке. Ну как я могла так опозориться? Как могла забыть все, что так тщательно изучала о приемах и стратегиях игры? Я думала, будто знаю, что делаю. Я даже сумела неплохо показать себя, пока оставалась в уюте и безопасности по другую сторону ноутбука. Ну и почему все знания и навыки напрочь вылетели из головы именно тогда, когда они были нужны мне больше всего: во время моего первого испытания вживую? Да, я продержалась несколько часов, но этот временный успех вряд ли можно назвать свидетельством того, что я научилась играть.
Правда заключается в том, что я была ошеломлена. Мы привыкли верить, будто на память можно положиться, а эмоции делают воспоминания ярче. Еще в 1890 году Уильям Джеймс писал, что эмоциональные воспоминания “так насыщены эмоциями, что едва не оставляют шрамы на тканях мозга”. Яркие эмоции, яркое впечатление, яркое воспоминание. По этой логике все, что я успела изучить, должно было в критической ситуации вспыхнуть перед моим внутренним взором. Я должна была, в ответ на обстоятельства, вспомнить то, чему училась, и применить это на практике. Но сегодня наука уже знает, что все устроено не совсем так. Мало того, что воспоминания со временем искажаются, так еще и чем сложнее эмоциональная обстановка, тем труднее нам вызвать из памяти нужное. Стоит нам оказаться в эмоционально насыщенной ситуации, – например, в положении новичка на турнире по покеру, – и как бы мы ни были уверены, что контролируем ситуацию, подробности будут упорно ускользать. Мы обнаружим, что можем выцепить из памяти суть, но не детали.
Иными словами, не факт, что я настолько плохая ученица, как мысленно признала себя в тот вечер, особенно после того, как откланялась, чтобы лечь пораньше, хотя по-хорошему мне надо было бы остаться и понаблюдать за игрой Эрика (он занял второе место. “Тебе надо поучиться подолгу бодрствовать, – напутствовал он меня, когда я прощалась. – Покер – это марафон”). Я просто новичок, который не в состоянии ясно мыслить из-за переполнения эмоциями.
Но вот что происходит со временем. Некоторые события – чья-то смерть, нападение, несчастный случай – по своей природе вызывают отклик у любого человека. Но турнир по покеру заставляет переживать только того, кто оказывается в моем сегодняшнем положении – испуганного новичка. Если продолжать играть какое-то время, вы вскоре забудете, как волновались когда-то. Турниры станут делом привычным.
На таком уровне мастерства вы уже не продумываете сознательно все необходимые действия. Однако на обеих стадиях есть, чему поучиться. Пока вы новичок, все дается вам с трудом, и приходится прилагать все усилия, просто чтобы держаться на плаву. Но в то же время вы осознаете, как это трудно, и понимаете, сколь во многом ваш успех зависит от действий других людей или случая. Чтобы ваши дела в покере шли хорошо, мало просто хорошо играть – надо играть не хуже соперников. И даже лучшие игроки иногда проигрывают, потому что случай может подложить свинью. (Знаете, кто обыграл Эрика в тот вечер? Совершеннейший любитель.)
Овладев мастерством, вы многое перестаете замечать. Вы действуете на автопилоте: “О, у меня все под контролем. Почему бы не проверить сообщения на телефоне, будучи за рулем? Я ведь отлично вожу!” Вы забываете, насколько сложным делом заняты и насколько многое в нем зависит от случая. Именно тогда удача и может отвернуться от вас. Люди чаще всего попадают в аварии недалеко от дома по двум причинам. Во-первых, чисто статистически, мы чаще всего ездим по ближайшим улицам. Но, во-вторых, с нами играет злую шутку чувство ложной уверенности: если где и набирать смс, то на самых знакомых улицах.
Важно после этого плато снова выйти на подъем. То, насколько мы осознаем роль случая, зависит от уровня нашего мастерства, и эта зависимость на графике выглядит подковообразной кривой. Пока мы ничего не умеем, мы постоянно помним о случае. Достигнув определенного мастерства, начинаем забывать о нем. Но если мы развиваемся дальше, то сознаем, что никакой уровень не сможет напрочь исключить случайности. Эта работает одинаково, что в покере, что в жизни.
Пусть я – трясущийся от страха новичок, я хотя бы вижу это. И начинаю понимать, откуда проистекают мои проблемы. Это немаловажно – и в этом мне помог покер.
На этом хорошие новости заканчиваются. Теперь плохие: работы еще очень много. То, что не дает мне стать хорошим игроком, заложено глубоко внутри. До величайшего турнира по покеру остается всего восемь месяцев, а я повелась на провокацию и отвратительно коллировала с отвратительной картой. В теории я чему-то научилась. На практике я безнадежна. Куда мне играть на турнире с бай-ином десять тысяч долларов, если я не смогла осилить даже благотворительный вечер с игроками, которые впервые сели за стол? Как я могу мечтать добиться успеха в Вегасе, если не смогла применить все те знания, что вбивала себе в голову даже тут, где ставки такие низкие?
Я вернулась домой поздно и разбудила мужа, чтобы сказать, что ничего у меня не выйдет. Меня добили валет и король. Меня добило понимание, что я впитала гораздо больше гендерных стереотипов поведения, чем была готова признать. Меня застала врасплох необъятность того, на что я замахнулась. Почему-то, сидя за компьютером, я не осознавала весь масштаб поставленной задачи, а теперь вот после единственной живой игры реальность открылась мне во всей красе. Я не хочу даже в Джерси больше ездить, не говоря уже о том, чтобы отправиться в Вегас.
В глубине души я помню, что глупо делать далеко идущие выводы после единственного вечера, но я так устала, так расстроена и разочарована… Ну то есть, мне не хватило пороху даже для того, чтобы хотя бы остаться на этом благотворительном турнире еще на несколько часов и получить ценный опыт, я просто жалким образом уползла в кроватку, как маленькая. Как я вообще могла мечтать участвовать в многодневном турнире, играть по двенадцать, по четырнадцать часов в сутки, до самого рассвета?
– Давай спать, – сонно ответил муж. – Ты всегда говорила мне, что утро вечера мудренее. Вот и послушай собственного совета. – И он перевернулся на другой бок, дав понять, что разговор окончен.
И я иду спать. А утром оказывается, что муж прав. Утром все видится яснее. Я беру сумку с ноутом и иду к метро. Возможно, я пока не готова, но, черт побери, сдаваться я не собираюсь. Не означает ли это громоздить один стереотип на другой? “Я им покажу! – думаю я, пересаживаясь на поезд PATH до Гроув-стрит, где облюбовала «Старбакс». – Я им покажу!”
