Жизнь случается, а мы продолжаем играть. Мы играем, и постепенно учимся дальновидности, обретаем навыки выживания, накапливаем силы и знания, чтобы чаще оказываться победителями, чем побежденными. Играем, прекрасно осознавая: с учетом всего, что может произойти во внешнем мире, нам очень повезло, что мы вообще имеем возможность сидеть тут и играть.
“Большинство людей никогда не умрет, поскольку им не суждено родиться, – пишет Ричард Докинз в книге «Расплетая радугу». – Этих людей, которые потенциально могли бы быть на моем месте, но на деле никогда не увидят света дня, больше, чем песчинок в Аравийской пустыне. Наверняка среди этих нерожденных призраков есть поэты более великие, чем Китс, и ученые более великие, чем Ньютон. – Только подумать, насколько же это поразительно! – И вот, наперекор этой умопомрачительной статистике, вы да я, при всей нашей заурядности, оказались тут”
[54]. Мы тут, и у нас есть эта жизнь во всеми ее превратностями, несправедливостями, всем ее шумом и гамом. Именно нам среди миллиардов, триллионов, квинтильонов, совершенно невообразимого множества потенциально возможных людей позволено сесть за игровой стол.
Мы выиграли невероятный, немыслимо редкий приз в лотерее – мы появились на свет. И мы не знаем, что случится дальше. Никогда не можем этого знать. Невозможно овладеть мастерством рождения или смерти. В самом начале и в самом конце мы полностью во власти случая. Правда в том, что мир по большей части лишь шум, а мы тратим большую часть своей жизни на попытки уловить в нем какой-то смысл. По большому счету мы всего лишь вслушиваемся в шипение помех в радиоприемнике. Мы не видим дальше текущего момента. Мы не знаем, какая карта выпадет следующей. И даже увидев ее, мы не знаем, пригодится она нам или навредит.
Есть одна буддистская притча. У крестьянина потерялась его лучшая лошадь. Сосед выражает сочувствие: “Надо же, как тебе не повезло”. Но крестьянин лишь пожимает плечами: кто его знает, к добру это или к худу. На следующий день лошадь возвращается и приводит с собой двадцать диких лошадей. Сосед поздравляет его: какая прекрасная новость. Но крестьянин вновь лишь пожимает плечами. Вскоре сын крестьянина, пытаясь объездить дикую лошадь, падает и ломает ногу. Сосед выражает соболезнования. Крестьянин пожимает плечами: кто его знает… Начинается война, всех здоровых юношей из деревни забирают в армию, но сын крестьянина из-за сломанной ноги остается дома. Это же замечательно, говорит сосед. И вновь крестьянин лишь пожимает плечами: возможно…
Будущее не в вашей власти, так что нет смысла и гадать. Случай – это просто случай, сам по себе он ни плох, ни хорош, не пытается вам помочь или навредить. Покуда мы не приписываем ему смысл, это просто шум. Максимум, чему можно научиться – это контролировать то, что в нашей власти: собственное мышление, то, как мы принимаем решения, собственные реакции.
“Из существующих вещей одни находятся в нашей власти, другие нет, – писал древнегреческий философ-стоик Эпиктет. – В нашей власти мнение, стремление, желание, уклонение – одним словом все, что является нашим. Вне пределов нашей власти – наше тело, имущество, доброе имя, государственная карьера, одним словом – все, что не наше”
[55]. Мы можем контролировать лишь собственные действия. От нас зависит то, как мы играем в раздаче, как реагируем на ее итог – но сам результат игры от нас не зависит.
Когда два часа лежишь в трубе, причем в вене у тебя капельница, а в голове – понимание, что стоит шевельнуться, и все придется начинать сначала, о многом успеваешь поразмыслить. Пока аппарат ревет и стучит так громко, что едва можно терпеть даже сквозь беруши, любезно предоставленные персоналом клиники, мозг уносится мыслями, куда ему вздумается, в полной уверенности, что в ближайшее время его размышлениям ничто не помешает. В эти минуты я осознаю правоту древнего стоика в полной мере. Я контролировала все, что в моей власти. Но тело оказалось за ее пределами. И все, что я могу теперь выбирать, это как реагировать на происходящее.
У нас в семье есть застольная традиция. По какому бы поводу мы ни собирались – на чей-то день рождения, Новый год, День благодарения, что угодно, – прежде всех прочих тостов мы произносим один, самый главный. Потом на мгновение мы все замолкаем, чокаемся бокалами, и только потом принимаемся за еду и поднимаем прочие тосты соответственно торжеству. “Пусть все будут здоровы!”. И кто-то обязательно откликнется: “Прекрасный тост!” Единственный по-настоящему важный тост. Пусть все будут здоровы.
– Вы все это время оставались в сознании?
Мой врач озадачен. Этот факт кажется ему самым удивительным из всего произошедшего. Если бы я потеряла сознание, все было бы куда менее страшно: можно было бы сказать, что это один из тех случаев, когда ваше кровяное давление внезапно падает, увлекая вас за собой. Если бы меня охватила паника, все было бы куда менее страшно: паническая атака и только. Но тот факт, что я оставалась в сознании и могу все подробно описать, означает, что у нас есть по-настоящему серьезный повод для беспокойства.
А мне не верится, что я сумела остаться спокойной. Что я приняла происходящее как есть и составила план, что с этим делать. На такое способна только сегодняшняя я, совсем не та, что была всего два года назад. Я, которая держит покер-фейс. Я, которая научилась наконец приветствовать неопределенность.
Оказывается, очень здорово, что покер приучил меня спокойно относиться к неизвестности, потому что результаты обследования ничего не проясняют. У меня выявлены некоторые изменения в мозгу, естественные для человека, всю жизнь страдающего от мигреней, но ничего такого, что могло бы пролить свет на случившееся. В итоге врачи приходят к выводу, что меня постиг уникальный случай мигрени, обострившейся из-за того, что я слишком много играла на слишком пустой желудок, сопровождавшийся вазовагальным состоянием – внезапным падением кровяного давления и частоты пульса. Это не инсульт, но радоваться нечему.
* * *
В каком-то смысле покер – плохая аналогия жизни. Проигрыш в нем не означает крушения всего. Вылетев из турнира, вы (как правило) не оправляетесь в больницу на “скорой”. И никто не пытается заменить жизнь покером. Играя, вы не пытаетесь исключить неопределенность – было бы слишком самонадеянно даже думать об этом. Вы просто пытаетесь постичь ее.
* * *
В 1979 году Карл Саган писал в своих записных книжках о величии Вселенной, используя это как аргумент против суеверий и ложных верований: “Мы населяем мир, атомы которого образовались в звездных недрах, мир, где каждую секунду рождаются тысячи звезд, где в воздухе и водах молодых планет солнечный свет и разряды молний зажигают искру жизни, где сырье для биологической эволюции иногда создается взрывом звезды на другом краю Млечного Пути, где образовались сотни миллиардов таких красивых галактик, – пишет Саган. – Как бледно в сравнении с этим выглядят притязания суеверий и псевдонауки; как важно для нас заниматься научными исследованиями – этим принципиально человеческим делом”
[56]. При всем его несовершенстве и неполноте, это лучший из известных нам способов познания мира. Признавать существование неизвестного, принимать тот факт, что не все в нашей власти, и всеми силами пытаться анализировать неизвестное при помощи методов рационального мышления – вот лучшее, что мы можем предпринять.