– Люди просто не видят их или смотрят сквозь них, – объясняю я. – И они называют себя Призраками, ведь им кажется, что они уже мертвы.
Этти смотрит на девочку с бельмами вместо глаз: длинные серые волосы стелются у нее по спине. Она слепая. Рядом с ней идет Призрак с костылем, у него нет одной ноги.
– Что с ними случилось?
– Это их Отец.
Этти долго испуганно молчит, переваривая услышанное. Но это правда. Город готов лить слезы из серебряных монет при виде этих несчастных. Поэтому Мертвый барон время от времени забирает у своих чад руку, ногу или пару глаз, чтобы пополнить запас серебра. Вот как он любит своих детей.
Наклоняюсь и шепчу Этти на ухо, чтобы отвлечь ее от страшных мыслей:
– Знаешь, почему они серые? Они так долго сидят на одном месте, попрошайничая, что дорожная пыль, которую поднимают экипажи, уже стала частью их существа.
Так же как и запах. Он не был так заметен, пока вокруг нас крутилось всего несколько Призраков, но теперь, когда их тела буквально вжимаются в нас, запах так и лезет в нос. Кислый, несвежий запах пота.
– А это что?
Я прищуриваюсь, чтобы разглядеть то, на что она указывает.
Серая дорога заканчивается, но Призраки продолжают двигаться вперед.
Перед нами большие ворота. Это один из входов в Париж, одни из шестидесяти двух ворот в крепостных стенах, окружающих город. На древних камнях выгравировано название: La Barrière d’Enfer, Адские ворота.
За ними сплошная тьма. В ней один за другим исчезают Призраки. Чем ближе мы подходим к зияющей дыре, тем больше она становится. Взявшись за руки, мы разрешаем темноте поглотить нас.
Мы в странном туннеле. Где-то вдалеке над аркой горит один-единственный светильник. Его свет освещает стены, украшенные сложными узорами, высеченными на белом камне.
– Нина! – вскрикивает Этти и зажимает рот рукой.
Я всматриваюсь внимательнее. Изящные узоры с изображениями растений и животных, обрамляющие свод, на самом деле не вырезаны на стенах. Они сложены из сотен человеческих костей, искусно подобранных друг к другу, и ряда черепов над ними.
Над сводчатым входом из костей сложена надпись: «L’empire de la mort», «Империя смерти».
Я чувствую, как рядом со мной дрожит Этти.
Маленький мальчик смотрит на нее. Затем указывает в темноту за аркой.
– Все в порядке, – шепчу я, а Призраки уже увлекают нас за собой вниз, в катакомбы.
Наконец туннель становится шире и приводит нас в просторную пещеру раз в десять больше Сияющего зала. Стены от пола до потолка выложены камнями. Пещера освещена светильниками, сделанными из костей человеческих рук; зажженные фитили торчат прямо из ладоней, огонь дрожит и отбрасывает странные тени на стены.
Одни Призраки рассаживаются прямо на полу, другие исчезают в многочисленных туннелях, отходящих от пещеры. Их, должно быть, не одна сотня. Тихие, похожие на детские, голоса эхом отражаются от стен зала.
Мы с Этти стоим бок о бок. Мальчик оглядывается, продолжая держать ее за руку.
– Кто вы? – доносится до нас ясный, громкий голос.
Призраки снова начинают бормотать, подхватывают вопрос. «Кто они? Вы кто?»
– И что вы делаете среди мертвых?
«Среди мертвых. Что они делают?»
– Мы ищем Мертвого барона, – стараюсь, чтобы голос звучал смело.
Их голоса эхом подхватывают мой ответ.
Призраки похожи на рой пчел: совершенно непонятно, где он начинается, а где заканчивается. Серые тени поднимаются и двигаются в тусклом свете, и вот, наконец, будто из-под земли возникает фигура. Худой юноша в серых лохмотьях, с мертвенно-бледной кожей и совершенно белыми волосами; посреди лица, там, где должен быть нос, зияет дыра. Я хватаю Этти за руку, пока она не успела ничего сказать. Но она молчит, и это достойно восхищения.
Худой юноша низко кланяется. Я кланяюсь в ответ, увлекая за собой и Этти.
– Зачем вам понадобился наш отец, Воришки? – Глаза безносого Призрака полны безмолвного обвинения.
– Bon chasse, хорошей охоты, Мастер Волк. Мы пришли сюда, чтобы просить твоей милости.
Волк смотрит на нас, нахмурившись.
– Хорошей охоты… Говорите, да поживей, а не то мы бросим вас в котел к остальным.
– Котел! Котел! – доносятся голоса.
Я успеваю лишь на секунду задуматься о том, кто эти «остальные», угодившие в котел. Призраки непредсказуемы даже в лучшие времена, а их речи бывают загадочнее, чем слова Сфинкса.
– У меня дело к Мертвому барону.
– Говори, что за дело.
– Нет, – решительно возражаю я. – Меня послала баронесса Кордей. У меня есть дело к Мертвому барону, которое нужно обсудить с глазу на глаз, – добавляю я, лишь немного отступая от правды.
Волк скрещивает руки на груди.
– Ну, тогда вам придется ждать его возвращения.
Разговор окончен. Он поворачивается к нам спиной, и только полы рваного плаща развеваются позади него при ходьбе.
– А когда он вернется?
Волк останавливается, но не отвечает на мой вопрос. Меня не покидает неприятное чувство, что я вижу лишь отдельные детали мозаики. Сначала у Убийц, а теперь здесь, у Призраков.
– Котел, котел, отправить их в котел! – снова начинают петь его братья.
Волк вздыхает, кивает, и сотни серых рук тянутся к нам, чтобы схватить. Нас пихает и тянет в разные стороны целый лес рук, ног и серых лиц, они клацают зубами и снова и снова шепчут непонятные слова.
– Стойте, стойте! Мастер Призраков, что происходит?
– Нина, они же не собираются действительно нас есть, правда? – дрожащим голосом спрашивает Этти.
Думаю, лучшее, что я могу сейчас сделать, – это просто не отвечать на ее вопрос.
Нас приводят в другую большую пещеру, там так жарко, что волна горячего воздуха чуть не сбивает нас с ног. В центре комнаты – огромный котел, достаточно большой, чтобы вместить человека. Под ним горит гигантский костер; Призраки, стоящие со всех сторон, подбрасывают в него поленья.
– Котел на удивление полон. Не уверен, что вы сейчас туда поместитесь, – мрачно заявляет Волк. Затем указывает пальцем на фигуру в углу пещеры. – Сначала пойдет он, а вы за ним.
Я моргаю. От жаркого воздуха все вокруг дрожит и расплывается. Различаю блондина с растрепанными волосами в темно-красном фраке со связанными руками и ногами, как у пойманного на охоте зверя. Он смотрит на меня, и я сразу понимаю, кто это, хоть мы и не виделись несколько лет: красавец из семьи революционеров, спасший меня из лап гильдии Плоти. Сен-Жюст. Должно быть, он тоже меня узнал, его взгляд ясно говорит об этом. Как человеку, привыкшему раздавать команды, Сен-Жюсту не обязательно произносить слова, для того чтобы его поняли.
