Волк колеблется.
– Раз Орсо пригласил его сюда в качестве гостя, что он скажет, когда вернется и обнаружит, что его чада обглодали его косточки? – спрашиваю я.
Волк трагически вздыхает и делает жест рукой. C Сен-Жюста снимают путы, но когда хотят вытащить у него изо рта кляп, я протестую.
– Оставьте так. Мне нужна будет тишина, пока я буду строить планы. И руки тоже не развязывайте.
Так он не сможет выдать нас криком или задушить меня за то, что несколько лет назад я выкрала у него пистолет.
– Развяжите только ноги, чтобы он мог бежать.
Сен-Жюст издает очень недовольное мычание. У меня это вызывает улыбку.
– Держитесь все вместе, туннели очень ненадежны, – предупреждает меня Волк, когда четверо Призраков, увлекая за собой Сен-Жюста, исчезают в темном проходе.
– Благодарю вас, Мастер Призраков, – кланяюсь ему. – Nous sommes d’un sang. Мы одной крови.
– D’un sang, – отвечает Волк. – Если вы выживете и найдете его, скажите нашему Отцу, что мы все его ждем.
10. La Vallée de Misère
Долина скорби
Волк прав: туннели, украшенные человеческими костями, переплетаются как паутина, образуя бесконечную запутанную сеть подземных путей. Гаврош и другие Призраки двигаются легко, резко и неожиданно сворачивая, подталкивая за собой Сен-Жюста, а я стараюсь ни на шаг от них не отставать, понимая, что без них мы сразу потеряемся в темноте.
Наконец Призраки замедляют шаг, туннель сужается, и мы начинаем подниматься. На поверхность ведут извилистые ступени, сырые и скользкие, и вот мы видим полосы света, которые проникают к нам сквозь решетку. Самый крупный из Призраков вытягивает вверх руки и с легким металлическим лязгом отодвигает решетку в сторону. Гаврош карабкается на плечи самого большого Призрака. И вот мы уже на поверхности.
Моргая, я вылезаю под ослепляющий свет уличных фонарей. Почти сразу ощущаю запах, соленый и гнилой. Запах застарелой крови.
Я знаю, где мы.
Мы вышли на поверхность под Мостом Менял, низким и приземистым. Вода вонючего змея, Сены, сильно опустилась, оставив после себя толстый зловонный слой мусора и помоев со всего города. Этти указывает куда-то пальцем, и я поворачиваю голову. Кажется, будто темная грязь по берегам реки движется, колышется и скользит вперед, как огромное чудовище с тысячей сияющих глаз. Я улыбаюсь.
Беспризорники.
Этот город легко может загнать тебя в отчаяние. Так живут беспризорники, уличные мальчишки, и оборванцы-старики, мужественно бродящие по берегам реки среди груд разлагающихся трупов животных, сжигаемых химикалий и разнообразного мусора в поисках чего-нибудь, что может им пригодиться: кусочка металла, обрывка кожи, древней монетки, оставшейся еще со времен паризиев
[10], кольца, вынесенного на берег после одного из множества самоубийств.
По скользким ступенькам мы карабкаемся еще выше и выходим на улицу. Мост превращается в дорогу, та в свою очередь ведет к закрытой площади. По левую руку видна жандармерия. Я хмурюсь. Чада Двора чудес обычно стараются держаться подальше от стражей порядка, продажных и глупых прислужников Тех-кто-ходит-днем.
В окнах жандармерии горит свет. Позади нее возвышается массивное здание с башнями, отбрасывающее ужасающие тени на мостовую.
С болью вспоминаю сейчас собственные слова «Я Черная Кошка гильдии Воров. Нет такого места, куда я не могла бы войти».
Вот глупая.
– Где мы? – спрашивает Этти у моего плеча.
– Это Большой Шатле.
Услышав ответ, она замирает и недоверчиво смотрит на меня.
Так вот о чем говорили Призраки.
Они знали. Они все знали об этом. Кордей, баронесса Комаид. Даже Волк, но он все-таки пытался предупредить меня.
«Наверное, ты очень хорошо умеешь пробираться в разные неприступные места», – сказала Кордей.
Им нет никакого дела до Этти.
Они хотят спасти Мертвого барона из Шатле, самой страшной тюрьмы в городе.
Никому и никогда не удавалось тайно проникнуть в Шатле. Более того, никому и никогда не удавалось тайно его покинуть.
Я осматриваюсь в поисках хоть каких-то зацепок. Табличка на углу улицы гласит: «La Vallée de Misère». Долина скорби. Подходящее название для улицы. В темноте ясно слышится звон Самаритянки – огромных башенных часов, отбивающих время.
Думай, Нина.
У входа в Шатле – двое часовых, еще двое – на башнях. Они сменяются строго по часам, так что кто-то постоянно несет вахту. Войти внутрь невозможно. Вообще-то к башне даже близко не подойти, ведь она находится вплотную к жандармерии, откуда регулярно выходят жандармы для патрулирования окрестных улиц. Как можно незаметно пробраться мимо такого количества охраны? Но даже если окажусь внутри, как выбраться потом наружу, да к тому же с еще одним человеком? Это невозможно.
– Как часто жандармы совершают обход улиц? – спрашиваю я у Призраков.
– Они кружатся беспрерывно, и в темноте, и при свете дня.
Я качаю головой, услышав характерный для Призраков ответ. Правильно разговаривать с Призраками – отдельное умение.
– Сколько кругов между ударами часов?
– Четыре захода, – отвечают они.
– Это значит, каждые пятнадцать минут, – перевожу я для Этти.
Недостаточно времени для того, чтобы проскользнуть мимо них с улицы. Или чтобы незаметно вскарабкаться на башню Шатле.
Закрываю глаза и слушаю голос города. Улавливаю его пульс: в нем бьются годы войны, смерть и страдания. Здесь располагается все худшее, что есть в человечестве. Улицы умыты кровью, грязью и болью.
Поднимаю голову и принюхиваюсь: гниль, смерть и отбросы. Я ухмыляюсь.
– Кажется, у меня есть план.
Я подаю знак Призракам, и мы вместе двигаемся вперед, держась в тени, избегая бледного света уличных фонарей.
– Один остается здесь на страже, – приказываю я, когда мы останавливаемся.
Гаврош удивлен. Он настойчиво указывает на темную башню. Я знаю, что Орсо там, но мы не пойдем бодрым шагом прямо в освещенный двор, полный несущих вахту жандармов. Мы пойдем длинным окольным путем.
Сначала я приказываю Призракам оставить Сен-Жюста в темном переулке и опять связать ему ноги. Он что-то рычит мне сквозь кляп, а я в ответ еле заметно улыбаюсь.
– Это совсем ненадолго. Я скоро вернусь, обещаю, – говорю я через плечо, когда мы без всякого смущения оставляем его там одного. Он будет только мешаться под ногами, а мы не можем себе позволить, чтобы он задерживал нас всех.
