Тигр оборачивается, но слишком поздно: собрав все свои скромные силы, Этти вонзает острие кинжала в его улыбающуюся щеку.
Он жутко кричит. С громким стуком падает навзничь, кровь брызжет во все стороны. Этти хочет подойти ко мне, но Тенардье, хоть и с расширившимися от изумления глазами, все-таки направляет на нее дуло пистолета. Я пытаюсь запрыгнуть ему на спину, но у меня повреждена нога, а у него прекрасно развиты все инстинкты. Он швыряет меня через всю комнату, и я падаю лицом вниз.
Оглушенная воплями Тигра, пытаюсь приподняться на здоровой руке, но от боли кружится голова, и я еле шевелюсь.
Забавно, какие странные детали мы начинаем подмечать, когда над нами нависает смертельная опасность. Ясно вижу структуру дерева на дощатом полу, проглядывающем между толстыми османскими коврами. Вижу шнурки ботинок одной из Сестер, сидящей в тени напротив меня; обращаю внимание на ее поношенное голубое шелковое платье, уже рассыпающееся на куски, подшитое по подолу неровными большими стежками. Я хмурюсь, пытаясь сосредоточиться на этой строчке.
«Я знаю эти стежки», – думаю потрясенно.
Смотрю на ее лицо, и сердце сжимается.
Азельма.
Моя сестра.
Конечно, она здесь. Конечно, Тигр привел ее, чтобы помучить меня.
Волосы прилипли у нее к лицу, в руках она сжимает шприц. Но ее глаза… Она смотрит на меня. Фокусирует взгляд на моем лице.
Она видит меня!
Она знает, кто я такая. Ее губы шевелятся, когда она беззвучно произносит мое имя. Она видит, что моя рука висит безжизненной плетью вдоль тела. Видит мою раненую ногу, покрытую темной кровью. Потом поднимает взгляд на вопящего Тигра. И я вижу в ее глазах странный блеск.
Она кладет шприц на пол и подталкивает ко мне. Хватаю его здоровой рукой, прижимаю к ноге и медленно поднимаюсь. Она смотрит на меня голодными глазами. Мне удается встать, и я снова смотрю на шприц. Он полон.
Тигр кричит Тенардье что-то нечленораздельное. Он зажал щеку руками, но трудно говорить четко, когда у тебя в щеке зияющая дыра. Он весь залит кровью, а его слова невозможно разобрать. Тенардье смотрит на него, сжимая в руке пистолет и наклонив голову набок, как собака, размышляющая над дальнейшими действиями.
– Пристрели ее! – выдавливает Тигр, а изо рта у него течет кровь. Этот приказ, по крайней мере, понятен.
Этти стоит в углу, как оружие сжимая в руке высокий деревянный канделябр. В ее руках он кажется особенно тяжелым, и она держит его совершенно неправильно.
– Я всегда на стороне победителей, – спокойно говорит Тенардье Тигру. – А сейчас, кажется, ты не побеждаешь.
И к величайшему ужасу Тигра, Тенардье затыкает пистолет обратно за пояс и смотрит на меня.
– Я не держу на тебя зла, – весело говорит он. – Если ты выживешь сегодня ночью, я сделаю тебя Мастером Воров.
И в последний раз улыбнувшись, он выходит из комнаты.
Этти приближается к Тигру, волоча за собой канделябр. Тот низко пригнулся, как борец перед боем. Глаза бешено вращаются, скорее от гнева, чем от боли. Даже раненый он страшен.
Этти смотрит настороженно, широко раскрытыми глазами. Он бросается на нее, она замахивается лампой. Но подсвечник слишком тяжел для нее. Тигр наваливается сверху, с громким стуком отшвыривает ее к стене и пытается вырвать оружие из рук. Она визжит и кричит, как мегера, а потому он не замечает, как я ползу к нему через комнату. Потом он чувствует укол иглы в шею; яд быстро попадает в кровь, и его собственное оружие теперь работает против него.
Поднявшись, он отталкивает меня. Один удар – и я уже на полу. Он хватается за шприц и выдергивает его из шеи. Но наркотик очень силен, и он уже начинает действовать. Тигр оступается, как раненое животное, ему тяжело стоять. Его движения замедляются, он выглядит довольно глупо и уже совсем не так страшно.
Этти стоит, крепко сжимая в руке канделябр. Она уже замахнулась, но Тигр даже не видит ее, он ослеплен болью, сбит с ног головокружением. Она наносит ему удар по голове, и на этот раз он обрушивается на Тигра со всей силы. Он падает на пол, руки и ноги дрожат; он пытается что-то сказать, но мы слышим только животный рык. Этти приближается к нему и снова заносит над головой свое оружие. Бьет по спине. Закричав от боли, он пытается отползти от нее. Но она следует за ним, как ангел мести, и еще раз поднимает светильник над головой; ее глаза полны слез и ненависти, когда она обрушивает на Тигра третий удар.
– Этти… – Она не слышит меня, полностью поглощенная своей ужасной миссией. – Я тянусь к ней. – Этти! – И хватаю ее за руку.
Она будто просыпается от забытья и смотрит на меня. Этти дрожит, она вся в крови.
– Хватит.
Ее лицо говорит, что она не согласна. Этти смотрит на него.
Тигр лежит на полу, его тело дергается в конвульсиях, из горла доносится бульканье, он истекает кровью.
Краем глаза замечаю движение. Сестры. Словно ужасные изломанные тени, они выступают из всех углов комнаты. С суровым выражением лиц, поднятыми руками они угрожающе приближаются к нам.
Этти крепче стискивает канделябр, но я поднимаю руку, чтобы остановить ее.
Их ведет Азельма.
– Подожди, – говорю я Этти тихим, жалким голосом. – Это моя сестра, Азельма.
Этти держит лампу на вытянутых руках перед нами, чтобы отпугнуть Сестер. Но они не обращают на нас внимания.
Я закрываю глаза, а когда открываю их снова, понимаю, что девушки прошли мимо и образовали плотный круг вокруг Тигра. Они стоят, глядя вниз, на него. Он ослаб от потери крови, от нанесенных Этти ударов, от яда, растекающегося по венам.
Он протягивает руку к одной из них, прося помощи.
И я с болезненной ясностью понимаю, что сейчас произойдет.
– Этти, пойдем.
Но она не двигается, завороженная зрелищем.
– Этти, пожалуйста.
Азельма разглядывает руку Тигра, потом встает перед ним на одно колено и осторожно погружает палец в рану у него на щеке.
Он начинает кричать.
– Этти! – зову я ее, но она не уходит и вообще не двигается.
Я отворачиваюсь: не хочу ни видеть, ни слышать всего этого.
До конца своей жизни не забуду его крики. Я бы с радостью отрезала себе уши, лишь бы избавить себя от них. Но я остаюсь ради Этти. Этти, которая стоит, дрожа, с широко распахнутыми глазами. Милая Этти, которая всегда всего боялась.
Теперь она не боится.
Где-то вдалеке слышится шепот Города. Он сжимает в своих когтистых пальцах мужчину, который был чудовищем, и забирает его. Это была хорошая печальная история: мальчик под ударами плетки. Но наша Мать, Столица, требовала жертвы, и эта оказалась самой темной, какую я могла ей принести.
