– Господи, да кто ж эти названия способен запомнить?!
– О, пречист Аллах! А ты на самом деле штурман? Звони сейчас же!
Перед черными фигурами расхаживал седой мужчина без маски. Отчетливый профиль, серебристый ус над язвительной улыбкой… Он всегда напоминал ей Кларка Гейбла из «Унесенных ветром». Ее бывший начальник, генерал Гази, энергично ткнул в направлении грузовиков указательным пальцем. Потом положил ладонь на локтевой сгиб правой руки. Затем поднял левую руку вверх и сделал вращательное движение открытой ладонью.
Назар, закончивший разговор по спутниковому телефону, посмотрел на девушку. Бенфика говорила по другой спутниковой трубке на незнакомом ему языке. Через минуту она отключила телефон и сказала:
– Хвала Аллаху! Он наконец-то ответил…
– Кто ответил? – спросил Назар. – И что это за язык?
– Все белорусы любопытные? Давай вылезай из машины. Мы с тобой как бы из зоны контртеррористической операции выбираемся. Руки в гору!
Она первой выпрыгнула из кабины, подняла руки и пошла навстречу военным. В кабине остались пистолет, автоматы, непригодившийся портрет президента и рюкзак с ножами. Назар и Борис пошли за ней, также подняв руки. Метров через сто рыжий пилот побежал трусцой вперед, обогнал девушку и закричал сиплым голосом на ломаном арабском:
– Мы иностранные граждане, пилоты Ил-18! Мы совершили техническую посадку в Дамаре! Просим отвезти нас к представителю авиакомпании в Сане!
Один из военных заслонил собой генерала, подал знак «стоп», похлопал себя по колену и дулом автомата показал на землю. Борис застыл на месте и неловко уселся на задницу. Бенфика и Назар опустились на колени. К ним подбежали «маски» и перетянули руки-ноги нейлоновыми хомутами. Стоять на коленках на горячем шершавом асфальте было неприятно, но это лучше, чем вести бой с группой боевиков из «Исламского фронта».
Если с грозных спецназовцев снять маски, под ними обнаружатся уставшие немолодые люди с вспотевшими лысинами, глубокими морщинами на лбах и плохими зубами. В отличие от молодежи, сбежавшей из армии из-за безденежья, ветеранам спецназа уходить некуда. Они застали тучные времена, когда президент брал у мирового сообщества миллиарды долларов на борьбу с исламистами, и этим бойцам перепадали вкусные крошки. Соседние ближневосточные государства кормятся с нефти, а у йеменской элиты – до революции – дойной коровой была борьба с международным терроризмом.
– Сдохла ваша корова, господин генерал, – сказала Бенфика подошедшему к ней генералу Гази.
– Что? – переспросил он. – Здороваться со старшими по званию тебя не учили? На кого ты похожа в этом обрезанном платье? Хорошо, покойный отец тебя не видит! Пречист Аллах!
– Ассаламу алейкум, господин генерал, – сказала она. – Как-то странно ваша операция спланирована. Там террористы целый город в страхе держат, а вы здесь на дороге пасетесь, как дорожная полиция. Камеры поставьте и штрафы начните выписывать…
– А вот хамить не надо, – перебил ее Гази. – Эй, Карим, возьми бойцов и подгони сюда машины! В кабине должен быть тяжелый кожаный рюкзак. Тащи его мне! – Генерал снова повернулся к девушке, стоявшей на коленях, и повторил: – Хамить не надо. Ты в розыске за умышленное убийство близкого родственника, уважаемого человека, между прочим. И за твою поимку, как за особо опасного преступника, награду семья объявила…
– И каков размер вознаграждения, господин генерал? Скажите громче, чтобы все бойцы услышали. Назовите цифру! Вы наверняка хотите с ними поделиться. Вам же нравится делиться с мужчинами самым сокровенным…
Генерал ткнул девушку носком пустынного ботинка и попал в солнечное сплетение. Она захрипела и повалилась набок. Скулой почувствовала шершавый асфальт и почти задохнулась. Теперь ей не хватало проклятого раскаленного воздуха. Не пора ли обернуться черной кошачьей акулой и уплыть в открытое море?
За год до окончания частной школы – накануне Дня национального единства – они с отцом гуляли по весенней столице, и им встретился Гази, ослепительно красивый, в парадной форме с полковничьими погонами. Друзья юности не виделись два или три года: у офицера контрразведки дел было по горло – и в самых опасных местах страны, и за рубежами родины. Мужчины обнялись и тут же решили отметить встречу. В кофейне заказали Бенфике мороженое из манго и фисташек, а себе половину медового торта, кофе по-турецки и кальян. Отец спросил у кальянщика табак с ароматом лимона и мяты, а полковник выбрал кисло-сладкий микс со вкусом имбиря и винограда. Поблизости, на площади Освобождения, громко играл духовой оркестр, сопровождавший репетицию парада с участием курсантов Военной академии. После обязательных вопросов-ответов о здоровье родственников и общих знакомых друзья принялись жарко спорить – как в старые времена. Отец, вождь авторитетного племени, на фоне блестящего офицера госбезопасности по-прежнему держался уверенно, но, пожалуй, впервые Бенфика была с ним внутренне не согласна. Речь шла о радикальном исламе, набирающем в стране все большую силу.
– Послушай, Гази, нашу страну можно назвать «воротами арабского мира», но ее география такова, что будет справедливым и название «задний двор Саудовской Аравии», – говорил отец. – Чихать я хотел, как там американцы называют общину «Аль-Каиды»! Террористами или еще как-то… С теми племенами, которые вдруг примкнули к «Аль-Каиде», у нас братские отношения, а значит, можно решить вопросы по-родственному!
– Ахмед, мой друг! Извини, но ты говоришь, как их пособник… – Гази нахмурился и даже скривил красивое лицо. – Ты великий специалист по истории древних клинков, ты перестал видеть, что происходит вокруг тебя сейчас! Исламисты крайне опасны! Они умеют вещать об основах ислама так, что бедняки, наслушавшись их проповедей, готовы идти и убивать ради справедливого общества для мусульман во всем мире. Цели они не достигнут, а страну развалят…
Вдруг духовая музыка на площади Освобождения оборвалась, будто кто-то выдернул из розетки штекер. Тут же задрожали-зазвенели стекла в панорамных окнах кофейни. Раздался удар, и над крышами домов повалил густой черный дым.
Бенфика бросила недоеденное мороженое из манго и фисташек и выскочила из здания вперед мужчин. Через минуту она бежала по площади. Над брусчаткой стелился густой, местами рваный туман. Со всех сторон слышались стоны и крики раненых. Она растерялась, стала метаться, кинулась назад, потом вперед и тут же споткнулась о чью-то ногу в парадном военном ботинке. Конечность лежала на асфальте, как бесхозный предмет. Она увидела хозяина ноги, хрипящего курсанта, ползущего куда-то в сторону, и растерялась еще больше, но тут из дыма возник большой грузный мужчина с окровавленным лицом и в перепачканной белой европейской рубахе навыпуск. Он бешено вращал белками глаз.
– Чего стоишь?! Хватай ногу! – закричал он. – Давай за мной! Пришьют!
Верзила подхватил раненого под мышки и, сгибаясь под его тяжестью, побежал из вонючей мути. Девочка подняла оторванную ногу с асфальта и припустила вслед за «белой рубахой». Правой рукой она держала каблук блестящего ботинка, а левой – теплую икру пониже несуществующего колена. Ее пальцы ощущали опаленные колючие волоски на коже, в нос бил запах горелого кебаба. Из подпаленных сухожилий и мяса торчала неровно обломленная белая кость. Она донесла ногу до кареты скорой помощи, стоящей на окраине площади, и сунула оторванную конечность санитару. «Белая рубаха» с помощью врача уже уложил на носилки бледного, потерявшего сознание курсанта.
