– Он же нас всех закопает!
– Не «нас», а вас!
– Что?!
– Вы получили клинки, а мне нужны триста тысяч штук, которые вы получите от племени за Бенфику. И тогда черняшка-белорус исчезнет… Клянусь Аллахом!
Генерал задумался. В голове шумело. Душа расслабилась. Жизнь – штука поганая, но интересная… Он хлебнул еще бурбона и уже собрался сказать командиру спецназа красивую фразу из турецкого сериала: «Да будь ты проклят и днем, и ночью!», но Карим опередил:
– Генерал, тут на стационарный звонит оперативный. К воротам дивизии подъехали какие-то черные парни. Говорят, прилетели из Сомали. По виду серьезные. И они спрашивают вас.
– В их прекрасной стране у меня нет ни одного знакомого. Хвала Аллаху! Гони их в шею. Мне надо срочно отправить министру фотографии агентов ГРУ!
Генерал посмотрел на айфон белого цвета для важных персон. Пять непринятых звонков от нового вождя племени Зубейра – деда Юсуфа. Старик явно беспокоился о грузовиках с оружием. Еще три непринятых звонка из секретариата лидера хуситов. Руководство страны выказывало крайнюю озабоченность. Scheisse! Зачем он рассказал министру о пилотах, уцелевших в зоне операции? Кто дергал за язык? Укоренившаяся за годы службы проклятая привычка побыстрее доложить командованию и заработать еще одну медаль, еще один орден… Тьфу!
Зачем ему это бессмысленное трепыхание всего за три дня до эвакуации из окончательно спятившей страны? Как это мелко на фоне гениального коктейля Hand Grenade, который ему приготовят в одном из многочисленных баров Французского квартала в Новом Орлеане. Главное сейчас – уцелеть.
3
Дети дождя
Генерал с ординарцем уехали, и вскоре Бенфика услышала рокот дизельного мотора. Неизвестные аккуратно взяли ее за руки и за ноги и положили в кузов на тонкое шерстяное одеяло. Солдатский мешок оставили на голове. Она пыталась заговорить, но ей никто не отвечал. Грузовой пикап долго ехал по ровной трассе. Она очнулась, когда машина двинулась вверх по ощутимо каменистой дороге. Взревел мотор, и пикап принялся карабкаться на такую крутую гору, что она едва не выпала из кузова. Не выпала только потому, что когда-то занималась джиу-джитсу. Ей удалось зацепиться связанными руками и ногами за бортик. Пора было читать шахаду.
– Я свидетельствую, зная, будучи абсолютно убежденной, что нет иного божества, достойного поклонения, кроме единственного Бога – Аллаха… Его раб и посланник, посланный им ко всему человечеству, чтобы научить людей истинной религии…
Бенфика готовилась к полету в пропасть. Ишаки в кабине наконец сообразили, что могут потерять «груз», и после очередного подъема внедорожник остановился. Кто-то запрыгнул в кузов, ухватил ее за абайю на плече и подтащил к бортику со стороны кабины.
– Давай, давай! – Он прижал девушку ногой к дну кузова. Голос показался ей знакомым. – Скоро приедем, осталось всего три скалы.
Внедорожник снова круто двинулся вверх, но чувство скорой смерти улетучилось, держали ее крепко. В какой-то момент неизвестный не выдержал и крикнул:
– О Аллах, да здесь ишака носить надо!
Пикап, зарычав в последний раз, в изнеможении вылез на ровную поверхность. Стало тихо. Девушку вытащили из кузова, поставили на ноги и сняли мешок с головы.
Глаза привыкли к свету. Перед ней оказался тот самый крепыш – молодой родственник по имени Банан. Недавно он угощал ее крепким кофе из термоса. В детстве они участвовали в первенстве по кикбоксингу. Толстый мальчишка, красный от смущения, поздравлял ее с золотой медалью. Сам он, кажется, проиграл.
– На правах родственника поздравляю! – сказал тогда маленький Банан. – Ты провела очень красивый бой и получила заслуженное первое место.
Фразу он явно составил заранее, пацаны на кривых улицах Саны так не выражались.
Несмотря на кровоподтек на правой скуле от удара об асфальт и распухшую губу, след от пощечины сирийского коротышки, Бенфика заставила себя улыбнуться. Хотелось поправить хиджаб, но руки были схвачены нейлоновым хомутом. На голове, скорее всего, не модная асимметричная стрижка, а колтун, как у базарной нищенки с Ямайки.
– Ассаламу алейкум, Банан! – сказала она.
– Салам, – помолчав, ответил Банан.
Если ответ на приветствие короче, чем само приветствие, значит, дело дрянь, тебя не уважают.
– Мы же с тобой троюродные брат и сестра, так? – Она «включила» максимальное дружелюбие, надеясь получить в ответ былое расположение. – Как поживает твой отец Юсуф? Как у тебя дела?
– Я давно уже не Банан. По паспорту мое имя – Фейсал. – Он расправил широкие, но вялые плечи. – Я учусь во Франции на магистра торговли. Меня, между прочим, готовят в советники по бизнесу к отцу, новому вождю племени.
– О Аллах! Поздравляю, Фейсал!
Они стояли под голубым небесным куполом на вершине скалы, густо поросшей сочными зелеными деревьями, рядом с домом из гранита и обожженных кирпичей красного цвета. На соседних утесах высились похожие башни – из четырех-пяти этажей – с плоскими крышами и бойницами. Узкая дорога под ногами, мощенная серыми камнями, срывалась вниз и терялась за крутым поворотом. Рядом с родовой башней два огромных человека с лицами подростков-даунов забавлялись странной игрой: один кидал охотничий нож с расстояния в десять шагов, другой прыгал из стороны в сторону, как обезьяна, уворачиваясь от клинка. Амбалы растирали кровь на изрезанных физиономиях и руках. Они громко смеялись, и смех этот был похож на блеяние голодного козьего стада.
У Банана были сопровождающие – два невзрачных типа, похожие на рубщиков каменного угля. Вооруженные автоматом и ручным пулеметом. Охранники сели на корточки в тени башен и достали из дедовских пиджаков целлофановые пакеты с дурман-травой.
Банан без натуги взвалил девушку на плечо и занес в темноту башни. Предзакатные лучи солнца через окно-бойницу дотягивались только до груды закопченных маглов – каменных мисок и кастрюль, сваленных в углу совершенно пустой комнаты. Другой угол был заполнен шерстяными одеялами. Там было что-то вроде лежанки.
– Развяжи, пожалуйста, мне руки и ноги, – попросила Бенфика. – Буду тебе безмерно признательна.
Вместо ответа Банан выставил перед ее лицом раскрытую ладонь, то есть показал, чтобы она заткнулась. Затем сделал несколько неопределенных и неуклюжих пассов в воздухе. Он был похож на селянина, пытающегося передразнить дирижера симфонического оркестра, которого видел по телевизору.
– Совет племени единогласно приговорил тебя к пожизненной ссылке в эту деревню!
Банан выучил речь заранее, но его сбивали с толку смуглые стройные ноги девушки.
– Мне поручено сломать тебе камнями руки и ноги, чтобы у тебя не возникали мысли о побеге. В течение нескольких месяцев ты не сможешь ходить и даже самостоятельно принимать пищу.
Через узкий вход, залитый светом только наполовину, скользнула фигурка маленькой старушки, закутанной в черную бурку.
