У бетонной колонны рядом с колесом армейского внедорожника глухо стонал ординарец Абдель. Его руки, ноги схвачены пластиковыми стяжками, а рот заклеен липкой лентой. Бледный подросток сидел на бетонном полу в луже мочи и крови, вытекавшей из того места на ступне, где еще недавно были мизинец и безымянный палец.
– Эй, Баако, а сделай пацану перевязку, – сказал Итальянец, обращаясь к одному из доберманов. – И вколи шприц с промедолом. Надоел своими стонами. Пусть в этой стране не думают, что сомалийцы кровожадные… Эй, молодежь, а почему фрукты не едите? Назар, плесни себе коньяку, не стесняйся! Полковник, снимите с парня наручники!
– Нет, – сухо ответил Карим, – не сниму. Этот белорус слишком прыткий и дерется хорошо.
– И что вы с ним собираетесь делать?
– Будет учить офицеров английскому языку и боксировать с ними на ринге.
– Полковник Карим, вам коньяк не предлагаю, вы же мусульманин?
– Да, я исповедую ислам, – сказал сухо новый командир двести первой дивизии. – Знаете, Итальянец, я не хочу вас обидеть, но зачем ваши люди сломали и разрубили два кресла и стулья в этом гараже? Мы с вами сейчас в одном «окопе», но, извините, кто же в гостях рубит мягкую мебель тесаками?
– Мои ребята заготовили дрова, чтобы пожарить молодых козлят с фасолью, чесноком и помидорами на чугунной сковороде, которую мы привезли с собой из Сомали, – с вальяжностью ответил Итальянец. – Эта сковорода не просто кухонная утварь. На ней можно приготовить вкусный ужин, а еще можно переломать все кости человеку, который тебе не понравился… Ее также можно раскалить и выжечь ровный красный круг на груди пленного, не желающего отвечать на важные для тебя вопросы. Словом, полезная вещь в сложных поездках по нашему с вами региону.
– Знаете, Итальянец, я сам одно время преподавал в Академии предмет «Допрос и дознание в особых обстоятельствах» и у меня солидная практика в такого рода делах, но…
– Вот! Вот поэтому вы мне сразу понравились! – перебил Итальянец. – Вам жалко мебель в доме человека, который скоро станет пищей для моих питомцев из львиного прайда? Чего молчите? Съешьте замечательный сочный персик. А ты, Назар, выпей коньяку и будь как дома… Ах, я забыл, что ты, мой друг, сидишь за столом в стальных наручниках. Извини!
Черные бойцы притащили на стол большую сковороду с горячим мясом, стопку свежих лепешек, купленных в пекарне через дорогу, чайник, сахарницу и кувшин с подогретым молоком. Итальянец показал пальцем на посуду, и Баако, стоявший за спиной босса, подлил коньяка в стакан. Судя по сервировке стола – хрусталю, фарфору и серебряным вилкам, – африканские бойцы уже успели обследовать второй этаж.
– Друзья мои, терпения мне не занимать, – сказал министр из Сомали. – Кроме службы в армии, я за свою жизнь отсидел в тюрьме двенадцать лет! Двенадцать! За вооруженный грабеж, а второй раз за попытку государственного переворота в Эритрее. Зато я прочитал в заключении полторы тысячи книг. Еще я большую часть своей жизни был общественным деятелем, лидером партии, спикером парламента, теперь – министр авиации. Я умею ждать! Нас преследуют, арестовывают, мы иногда сидим в тюрьме много лет, но чем мы занимаемся, пока сидим за решеткой? Мы читаем. Много читаем. Я, например, выучил в застенках немецкий. А также несколько африканских языков…
Итальянец оторвал половину лепешки и завернул в нее огненной козлятины. Он откусил от «сэндвича» значительный кусок, пошевелил для охлаждения на большом красном языке и, обнажая крупные зубы, начал с наслаждением жевать. Наконец проглотил пищу и спросил у связанного пилота:
– А расскажи-ка, друг мой Назар, как ты узнал, что мой сын Омар погиб?
– Я уже говорил вам, что Омара не видел, – ответил пилот, рассматривая вкусную еду, стоящую на столе. – Мне сказала об этом девушка по имени Бенфика. Она тоже случайно не попала под тот страшный авиаудар.
– Мой Омар погиб не под бомбой, это я сразу понял. Но при каких обстоятельствах загадочная Бенфика с ним познакомилась? Давай повтори!
– Этого не знаю… Она сказала, мол, позвони Итальянцу и сообщи, что точное место гибели Омара известно генералу Гази и что ценный груз, принадлежавший его сыну, захватил этот самый генерал… Вот и все, что она сказала.
– И всё?
– Да, больше ничего, – ответил Назар, не глядя на сомалийца.
– А как же спутниковая трубка моего сына оказалась у тебя? Ты дважды звонил мне с его номера. Между последним звонком Омара, что он собирается вывезти груз на побережье, и твоим звонком прошло двадцать семь минут. За эти двадцать семь минут мой сын погиб.
– Трубку мне дала Бенфика…
– Следовательно, она должна знать, при каких обстоятельствах умер мой мальчик. Полковник Карим рассказал мне, вы вместе гнали ооновский грузовик, правильно?
– Да, но Омара я не видел.
– Ну предположим… А кто она вообще такая, эта девица с футбольным именем? – спросил Итальянец у полковника и завернул новую порцию мяса в лепешку. – Мне теперь очень хочется познакомиться с Бенфикой поближе…
– Она из бывших военных, – ответил Карим, медленно пережевывая пищу. – Она украла у племени какие-то фамильные ценности и пыталась на этом Ил-18 сбежать в Джибути, чтобы оттуда улететь в Европу. Познакомиться с ней невозможно, поскольку генерал Гази выдал ее семье. Бойкую девицу уже сослали на пожизненное поселение в одну из глухих деревень высоко в горах.
– Однажды я приехал в Эфиопию, и два месяца за мной по пятам ходили агенты местной секретной службы… – Министр из Сомали снова взял со стола стакан с коньяком, и хрусталь утонул в его мощном кулаке. – Они были убеждены, что я готовлю государственный переворот. Каждый мой шаг контролировали. И знаете, что они сделали, когда не нашли доказательств моей нелегальной деятельности? Они наняли мастеров кунг-фу. Наемники напали на меня на парковке аэропорта Аддис-Абебы и нанесли три смертельных удара металлическим кастетом с шипами. Ну, почти смертельных – я три недели лежал в коме. Их судили и оправдали. Этот громила Итальянец хотел нас ограбить, вот что они заявили. И эфиопские судьи сказали, ну тогда вы невиновны. Мои друзья перевезли меня домой в Сомали. Я был наполовину парализован, но выкарабкался. Один удар кунг-фу был чувствительный, другие два – ну что, крови просто много было. И вот я живой, разговариваю с вами, хожу на своих двоих, а мне уже далеко за семьдесят. И знаете, к чему я это рассказываю?
– Нет, – ответил полковник.
– К тому, что никому нельзя верить. Тогда в Эфиопии я на самом деле занимался подготовкой государственного переворота. И сейчас я думаю, что вы оба мне что-то недоговариваете…
– Итальянец, а я считаю, что вы тоже мне недоговариваете. Как ваш сын оказался в аэропорту, захваченном террористами? – спросил Карим.
– А я вам расскажу. Все без утайки расскажу. Омар рос непоседой, полковник. В раннем детстве мальчика страшно интересовало, что находится внутри у козлят, собак и кошек. Он четвертовал их, сдирал живьем шкуры, отрезал головы… И сюда его привело похожее любопытство. Я даже не уверен, что он на самом деле изменил нашей вере и принял ислам. Это все, что я могу вам сказать о моем бедном Омаре. Я знаю, что генерал Гази его не убивал, но он отправится на корм моим львам только потому, что приказал разбомбить аэропорт, где лежало тело Омара, а еще присвоил себе груз с нашими гранатометами…
