– В куртке была рация.
– Жаль.
– Да. Теперь мы не сможем сообщить шейху Хусейну о том, что произошло. Ну ничего… Скоро он увидит, что мы отстали, и подождет нас.
Оба знали, что это неправда. В мокрой мгле, на сложной дороге старший хусит заметит их отсутствие только на рассвете, когда спустится в долину. Один из парней при свете фонариков достал пару кукурузных лепешек из рюкзака, разорвал на пять частей и протянул каждому по куску.
– Пора идти, – сказал он, жуя, и отдал майору фонарик-жучок, заряжающийся от нажатия рукоятки. – На все воля Аллаха!
Дождь перестал лить сплошным потоком и теперь точечно бил с неба – по головам и спинам – крупными холодными каплями. Через несколько секунд фонарики хуситов исчезли в мокрой пелене, и они остались одни. Без трости хромоногий Стайер шел по каменистой дороге медленно, и даже слишком… О Аллах, как же медленно он ковылял! Бенфике пришлось заставить себя вспомнить козлиное блеяние двух монстров, оставшихся в деревне. Она дожевала лепешку и спросила:
– Как вы оказались у шиитских фанатиков? Вы же суннит. Да еще начальником у них стали…
– О, это самое подходящее место для семейной истории. – Майор отдал девушке свой кусок лепешки. – Ты знаешь, что мой родной старший брат был полевым командиром «Аль-Каиды»?
– Ничего себе.
– Да. И я его убил. Он не считал меня мусульманином, а я его. Давным-давно мусульмане замкнулись в себе: мусульманский мир, мусульманский мир… Мы стали интровертами, разбились на секты подобно христианам: они – протестанты, те – католики, другие – православные. Однажды я был в Лондоне на стажировке в Секретной разведывательной службе Великобритании. В выходной меня пригласили в паб. Я, конечно, алкоголь не употреблял, но местные ребята активно мешали пиво с виски. Один из них вдруг заявил: не было никакого пророка Мухаммеда. Подвыпивший английский разведчик хотел пошутить, ему казалось, что это всего лишь смешная шутка… И я тогда сказал ему и другим: ну а вы забудьте об Иисусе Христе! Где вы видели Иисуса, на танцполе? За бильярдом? Или в кафе с овсянкой и джемом? Они были пьяные и обиделись. Тут же стали говорить: а я католик! а я протестант! В пабе началось соревнование между религиями. Моя религия против твоей! Борьба! Конфликт!
– И чем разговор кончился?
– Они мне сказали: уймись! Но я завелся и все спрашивал у них: Иисус Христос, он кем был? Православным? Или католиком? А может, протестантом? Мы – мусульмане – стали шиитами, суннитами, но что все это значит? Ничего. Если бы мы имели возможность поговорить с далекими предками, они бы нас не поняли, какие еще шииты и сунниты…
– Дальше была драка?
– Да, мы подрались, естественно. Сначала один из них упал, потом упал я… Они догадались, что у меня вместо ноги протез. Протрезвели и извинялись. Потом англичане решили идти в другой паб, а я поехал в свой отель. И тогда я понял, что не нравится мне все это. Религия не должна сталкивать людей или определять их сущность… Но тот выходной день пролетел незаметно…
– Как драка в лондонском пабе связана с тем, что вы сейчас работаете на Хуси?
– Мой отец покойный был ваххабитом, а традиционалисты – они что? Сидят дома, читают старые книги, написанные пятьсот лет назад. И больше ничего не читают. Ничего современного. Это люди, застрявшие в истории. Они признают только старую культуру. И они очень агрессивные. Они не умеют разговаривать и культурно спорить. А есть другие, новые, с активной позицией. Новое самосознание! Мы против Запада! Надо воевать с ним! Такими были мои два брата. Средний сейчас сидит в тюрьме у сирийцев за теракты в Дамаске, а старшего я лично ликвидировал. Хорошо, что наш старик до этого не дожил. Прости меня, Аллах…
Майор остановился, посветил фонариком вокруг и, сильно хромая, проковылял до большого камня, лежащего вплотную к скале.
– Надо сделать привал, – сказал он.
Она могла бы предложить опереться на ее руку, но мужчина мог обидеться. Дождь кончился. Из пропасти на дорогу полезла густая вязкая муть.
– В молодости мой отец женился на девушке из племени туарегов, – продолжил Стайер. – У кочевников, ты сама знаешь, всё не как у арабов. Зеркальные отличия. Хотя они тоже мусульмане. Женщина – в каждой семье – главная. Женщины ходят с открытыми лицами. А мужчины обязаны заматываться синим платком так, что только глаза видны. Мама не смогла жить в арабской семье, для нее это была натурально тюрьма. И она вернулась в Ливию. Мне исполнилось тринадцать лет, и я отправился на ее поиски в Африку. Добрался самостоятельно до севера, в Сахару, нашел свою семью и до совершеннолетия прекрасно жил в пустыне. Выучил язык туарегов. Потом вернулся в Йемен, чтобы навестить родных, но отец проклял меня, и тогда я поступил в Военную академию…
Бенфика сидела рядом на корточках, обхватив колени руками. В мокром платье с обрезанным подолом было очень холодно.
– Как вы ликвидировали старшего брата? – спросила она, стараясь не стучать зубами. Это было бы неприлично. И ей не хотелось выглядеть в его глазах слабой.
– Мой старший брат сделал серьезную карьеру у исламистов и захватил город Рада в ста семидесяти километрах от столицы. Я приехал к нему на переговоры. Достал гранату, выдернул чеку и, не отпуская рычаг, заставил брата выйти из здания. Ни один из его боевиков не захотел умереть и стать шахидом. И он тоже. Мы сели вдвоем в машину и выехали из захваченного города. Не доезжая до армейского оцепления, я высадил брата из джипа, отъехал, посмотрел, как он резво бежит к своим моджахедам, и бросил гранату… От генерала Гази я получил выговор за самодеятельность.
– Боевики после взрыва разве в вас не стреляли?
– Стреляли и даже попали.
– И после того как вы ликвидировали родного брата, хуситы стали к вам присматриваться?
– Да, точно. Они удаленно наблюдали за мной. Они ненавидят «Аль-Каиду», и им был очень нужен специалист по борьбе с ней.
– Но чем Хуси лучше «Аль-Каиды», господин майор? Они одинаковы в своей непроходимой дремучести, хотя являются врагами по вере.
– Да, хуситы – простые ребята из пустыни, тоже фундаменталисты, но с другой стороны… Ты когда-нибудь слышала, что они планируют устроить всемирный халифат или теракты в Европе?
– Нет, не слышала.
– А здесь они кого-нибудь взрывали?
– Просто не успели, наверное.
– Я не расположен шутить… Хуситам, в отличие от «Аль-Каиды», этого не надо. Когда после революции государство стало терять провинцию за провинцией, началась чехарда с президентами, в общем, сплошной бедлам, Хуси тайно встретились со мной и предложили сотрудничество. Я подумал и согласился, потом помог им захватить столицу… Бенфика, они намерены навести порядок в стране.
– Пока у них это не очень получается.
– Согласен. Но они пытаются… Пошли, ты совсем закоченела.
Майор с трудом ступал ногой с протезом на камни. Они спустились до пологого места, прошли еще немного и в сплошной пелене вдруг наткнулись на пикапы, стоящие друг за другом. Бойцы грелись в машинах. Шейх Хусейн сидел на корточках спиной к скале и отжимал воду из длиннющей бороды двумя ладонями. Кажется, впервые у Бенфики не возникло желания искать сходство человека с персонажем из кинофильма. Хотя нет. Его мокрая борода стала длинной узкой косичкой, и теперь старший хусит был похож на монаха из Шаолиня.
