– Будь любезна, скажи своей подружке, чтобы она перестала записывать то, что я говорю, на мобильник.
– Какая подружка? О чем ты?
Ровно через двадцать минут после прихода в кафе я с ней распрощался, протянув руку. По настойчивой просьбе Амалии, слишком, на мой взгляд, эмоционально выраженной, я пообещал держать ее в курсе дел и сообщить мнение дерматолога. А про себя подумал: если не забуду. У нее была еще одна просьба. Не мог бы я втолковать Никите, что с матерью надо держаться повежливей? А кто я такой, чтобы влиять на чувства Никиты? Его духовный гуру?..
Я вышел на улицу. Много машин, шумно, солнце. Я перешел дорогу и на противоположном тротуаре, на углу с Гранвиа, спрятался за автобусной остановкой, решив подождать, пока выйдет Амалия. Но она не выходила. Время шло. Десять минут, пятнадцать. Небось болтает с той, другой. Разбирают меня по косточкам. Наконец, вопреки моим предположениям, Амалия в одиночестве покинула кафе. Остановила такси. Что ж, я вполне допускаю, что и через много лет после развода мы по-прежнему хорошо понимаем друг друга. Она знает, что я шпионю за ней, спрятавшись где-то поблизости, а я знаю, что женщина в красном с жемчугом на шее – ее подружка.
5.
Солнечное утро. Стрижи – ранние птахи. Вокруг тишина и покой. На сей раз мы лучше подготовились к нашему второму и последнему уроку парковки, за которым последует экзамен в автошколе. Агеда пригрозила, что пригласит нас с Хромым в ресторан, если выдержит испытание. Оптимизм этой женщины вызывает у меня восторг.
Чтобы обозначить промежуток между двумя воображаемыми автомобилями, который мы с каждым разом сужали все больше, как только Агеде удавалось успешно справиться с очередной попыткой, мне пришло в голову использовать старый чемодан и картонную коробку, захваченные из дому.
– Ничего страшного, если ты их раздавишь, – предупредил я.
– А я их не раздавлю.
И не раздавила, хотя и задела бампером, несмотря на сигналы сенсоров. Она, вне всякого сомнения, делает успехи, главным образом благодаря вере в свои силы, которую почувствовала, привыкнув к рычагам управления, размеру моей машины и в конечном счете к тому, как с ней надо обращаться. По ее словам, если она когда-нибудь решит купить машину, то выберет точно такую же, как у меня, потому что полюбила ее.
По словам Агеды, она договорилась встретиться ближе к вечеру с Белен и ее дочкой Лореной. Они пообещали покатать девочку на лодке по пруду в парке «Ретиро». Я знал, что после своего внезапного исчезновения из квартиры Агеды Белен долго не подавала признаков жизни. Агеда начала беспокоиться и решила разузнать, что там у них происходит. Я спросил, как ведет себя муж Белен, все так же измывается над ней? Разумеется. Время от времени лупит ее, а та из последних сил терпит, еще больше прогибается и кое-как выживает. Кое-как выживать – значит еще и потакать диким выходкам мужа. Кажется, она даже относится к ним с пониманием и старается оправдать.
– И ничего тут не поделаешь. Куда больше она боится остаться на улице без денег и без дочки…
По мнению Агеды, именно страх приводит к подобным стратегиям выживания. Поэтому Белен считает побои и унижения наименьшим злом по сравнению с тем, что, по ее убеждению, можно ждать от любого мужа. Иногда его накрывает волной раскаяния, и он либо объясняет свое поведение тем, что был бы и рад держать себя в узде, да у него не получается, либо во всем винит жену: она, мол, сама его провоцирует, делая что-то неправильно, и так далее.
Я говорю Агеде, что в воскресенье после обеда при такой славной погоде, как сегодня, на пруду в парке «Ретиро» будет полно народу. Ничего страшного, отвечает Агеда, они готовы постоять в очереди. Торопиться им некуда, а девочку порадовать хочется. Некуда торопиться? Ну-ну. Отличный случай, чтобы привести в исполнение план, который я обдумываю уже несколько недель.
В пять часов я уже искал место для парковки на улице Ла-Элипа. Потом минут пятнадцать, может чуть больше, стоял у подъезда Агеды, дожидаясь, пока кто-то из жильцов выйдет из него или войдет туда. Наконец вышла какая-то старушка, и я, быстро придумав предлог, проник внутрь. В кармане у меня лежал заранее приготовленный листок с таким вот текстом:
Очень некрасиво и некультурно бросать анонимные записки вроде этой в чужие почтовые ящики.
Я сунул листок в ящик Агеды и вышел на улицу. Если она поймет, что ее разоблачили, у нее не будет другого выхода, кроме как признаться: анонимки писала она. С другой стороны, Агеда, конечно, может цинично промолчать, и тогда моя попытка окажется безрезультатной. Я рассматриваю две возможности. Первая: Агеда промолчит из хитрости, сообразив, что очевидных доказательств у меня нет, поэтому мне никогда не удастся выбраться из лабиринта догадок и домыслов. И вторая: она и на самом деле не имеет никакого отношения к анонимкам и не поймет смысла записки, брошенной ей в ящик, а значит, не догадается, кто ее автор.
6.
Некоторые вещи я рассказываю только Хромому, но это не значит, что я рассказываю ему все. Видимо, и он ведет себя со мной точно так же – откровенно, но не до конца. Иногда мне хочется навешать ему лапши на уши. А он с не меньшим удовольствием навешал бы лапши на уши мне. Это не мешает нам регулярно встречаться, беседовать, порой делиться чем-то очень личным, а также соблюдать некие ритуалы, не всегда осознанные, которые из-за постоянного повторения перерастают в привычки. Я так же часто ненавижу его, как и скучаю по нему. Естественно, предпочитаю второе. Мы оба одинаково трудно сходимся с людьми. У него нет настоящих друзей на работе, у меня их нет в школе. Наша дружба держится не только на том, что мы чем-то похожи и у нас много общего во взглядах, но также и на нередких ссорах.
Вот и сегодня в баре у Альфонсо Хромой нашел повод для обиды. И как это обычно случается у супружеских пар, я обиделся на него за то, что он обиделся на меня. Неделю назад я рассказал ему про болезнь Никиты. И теперь раскаиваюсь. Мой неугомонный друг тут же решил поговорить с дерматологом из Посуэло и попросить, чтобы мальчику как можно быстрее назначили консультацию. Как он дал мне понять, у него в той клинике все схвачено. И нынче вечером он утверждал, что тогда я согласился на это предложение. Да, я действительно поблагодарил Хромого за желание помочь, но вовсе не собирался позволять ему заниматься вместо меня здоровьем моего сына. На самом деле я уже нашел другое место – прежде всего потому, что Посуэло-де-Аларкон, на мой взгляд, находится слишком далеко. Как выяснилось, поблизости от моего дома есть частная дерматологическая клиника, в которой, кроме всего прочего, прием ведется и после четырех дня, что меня очень устраивало. Я позвонил туда. Мне ответил любезный голос. Я сообщил, какого рода проблемы возникли у парня, и нас записали на первичный прием, назначив гораздо более раннюю дату, чем я предполагал, из чего можно было вывести, что дерут там с клиентов безбожно, как оно потом и оказалось. Не важно. Ведь половину заплатит Амалия. А если и не заплатит, компенсацией мне будет надежда: помогая сыну, я могу рассчитывать хотя бы на каплю его любви.
