– Но ведь это и есть обычное меню холостяка.
По словам Агеды, каждый из нас троих, на беду, живет одиноко, и было бы неплохо нам в будущем соединиться. Скажем, на первую неделю – в квартире Хромого, на вторую – в моей, на третью – у нее, а потом опять в том же порядке. Но, заметив возмущенный огонь в наших глазах, она поспешила свести свои слова к шутке.
Что отличает нас с ней от Хромого? Агеда очень внимательно относится к своему питанию, я тоже не ем что попало. Поэтому и стал горячим поклонником рынка в Ла-Гиндалере, где каждую среду запасаюсь полезными продуктами, которые в основном производятся без участия машин. Я неплохо управляюсь на кухне в том числе и потому, что мои вкусовые рецепторы изначально отвергают дрянную пищу, и ем я не только для того, чтобы набить брюхо. Агеда одобряет мою гастрономическую философию. Загнанный в угол Хромой посылает нас куда подальше: «Зануды хреновы, тоже мне экологисты нашлись». Но под конец дает себя уговорить и обещает, что начнет проверять эффект от пицц и замороженных продуктов, а дальше будет видно.
– Не знаю, чего ради я вообще вам что-то рассказываю.
Около десяти мы втроем вышли из бара. Погода была приятная. Все вокруг было настолько заляпано городским светом, что на небесном своде с трудом различались несколько сияющих точек. Но не думаю, что это является главной проблемой для обитателей столицы. Наш друг поначалу хромал, однако не из-за протеза, а потому что отсидел свою единственную ногу. Дожидаясь такси, он заявил, что раскусил наш коварный заговор: мы просто решили во всем ему противоречить. И вдруг у него сорвалась с языка вязкая, как слюна, шутка:
– Вы бы составили очень хорошую пару. – А потом, уже сев в такси, по-мальчишески показал нам язык.
Агеда с толстым псом, не слишком здоровым, но вроде бы способным выдержать прогулку, и я с Пепой прошлись по парку, где собаки сделали все, что им полагалось. Агеда рассказывала мне какие-то мелочи про свою жизнь.
14.
Пока мы шли из парка, она призналась, что после нашего с ней разрыва решительно отказалась от всякой надежды на любовь. Больше никаких попыток!
– С меня хватит. Пусть любят другие.
Но разве это ее решение не было в точности похоже на мое, из-за которого она плакала неделю назад, когда я сообщил ей о нем на террасе ресторана «Коначе»? Может, именно поэтому она так и расстроилась – увидела во мне свое отражение, а мои слова прозвучали как ее собственные?
Вчера откровения Агеды застали меня врасплох. Боясь ляпнуть что-нибудь несуразное, я счел за лучшее выслушать то, что она пожелала мне сказать, и радовался, должен признаться, не почувствовав в ее голосе ни обиды, ни горечи.
Как только случился наш разрыв, она решила никогда больше не заводить любовных отношений ни с одним мужчиной. Поначалу посвятить себя уходу за матерью, что требовало немало труда. Теперь Агеда убеждена, что эти заботы, часто изматывавшие ее, позволили ей удержать в узде некоторые деструктивные порывы. Она видела, как больна мать и как той нужна помощь, страшно жалела ее, и поэтому собственные беды словно отступили на второй план. Когда-нибудь потом, когда матери не будет, Агеда попробует навести порядок в собственной жизни. Как-то раз, вернувшись с работы, она нашла мать мертвой. Ее накрыло чувство одиночества и пустоты, такое, что Агеда перестала есть и ни с кем не хотела видеться, не хотела даже просто дышать. Как зомби ходила на работу, почти не разговаривала с коллегами, за короткий срок похудела на восемь килограммов, выходные проводила в постели. Сейчас она думает, что, если бы жила в другие времена, непременно ушла бы в монастырь.
– Я ведь и всем видом своим похожа на монашку. – Она повернулась ко мне, чтобы проверить мою реакцию, а я, не зная, что сказать, просто повторил ее улыбку.
Она понимала, что, пока не решится на операцию, не сможет удовлетворить естественные ожидания ни одного мужчины. Да и свои собственные тоже, подумалось мне, какими бы они ни были.
– Тебя я ни в чем не виню. Ты сделал то, что и сама я сделала бы на твоем месте.
– От всей души благодарю, что ты так к этому относишься.
Через год после смерти матери Агеда вняла советам гинеколога, справилась со страхом и легла в больницу, поскольку дошла до точки: одиночество сделалось невыносимым, а тело, как ни крути, требовало своего. Операция прошла без всяких осложнений.
– Жаль, что я не понимала этого раньше, – сказала Агеда.
Врач заверила ее, что отныне она сможет без проблем заниматься сексом. Но Агеде не довелось самой в этом убедиться. Когда хотела, не могла, когда смогла, не захотела.
Дело в том, что, если сформулировать это в стиле Агеды, сценарий ее жизни упорно отказывал ей во встрече с подходящим мужчиной. Долгие годы она предпочитала направлять запасы любви на общественную работу и помощь нуждающимся, включая сюда и тетку, от которой потом унаследовала квартиру в Ла-Элипе и деньги – по моей прикидке, немалые, которые, если ими правильно распоряжаться, позволят Агеде до конца жизни не знать материальных забот.
Она с улыбкой рассказала, что у нее случались знакомства, похожие на романы. Одно даже вроде бы обещало счастливый финал: «Это был очень видный мужчина с седыми бачками». Они поморочили друг другу голову – и разбежались в разные стороны. Их сближало сходство характеров, политических взглядов и вкусов – по крайней мере так Агеде казалось, но потом от третьих лиц она узнала, что этот господин был не только «видным», но еще и врал ей, так как имел семью и детей школьного возраста.
Самое большое в жизни безумие она чуть не совершила, когда однажды в снежную погоду подобрала на улице какого-то бездомного. Он был не первым и не последним, кого она из жалости звала к себе поужинать, принять душ и переночевать. Этого, хотя он был жутко грязным с головы до ног, Агеда попыталась соблазнить, так как просто умирала от желания. Тип сделал вид, что ничего не понял, а может, и понял, но никакими силами нельзя было заставить его вымыться, а без этого любые физические контакты с ним казались немыслимыми. Видимо, бездомного интересовало только одно – чего бы выпить, а так как в доме Агеды спиртное не водилось, среди ночи он сбежал, прихватив кое-какие вещи хозяйки.
Все это Агеда очень весело рассказывала мне вчера, пока мы шли по улице с нашими собаками. Иногда она сама же над собой смеялась:
– Только моя вина, что мне не повезло в любви, потому что я некрасивая.
– Зачем ты так говоришь!
– А почему и не сказать, если это правда?
Я посмотрел на нее так, словно был с ней не согласен, а про себя подумал: «Как же она права!»
15.
Сегодня в баре Агеда нас буквально ошарашила. Не знаю, чем было вызвано ее внезапное признание, поскольку мы втроем обсуждали весьма возможную смену муниципального руководства, и эта тема никак не была связана с той, на которую она перескочила.
Итак, мы тихо-мирно сидели, когда внезапно она выпалила, что ее общественная работа и помощь обездоленным и жертвам капитализма, возможно, имеют глубоко эгоистическую основу. Мне сперва показалось, что эти слова вырвались у нее против воли. Хромой сразу навострил уши:
