Вывод получается однозначный: кто-то за мной следит. Может, этим занимается частный детектив. А еще я подумал о Джордже Оруэлле, о Большом Брате, о тайном заговоре недоброжелателей, решивших испортить мне жизнь. Но в любом случае всплывал все тот же вопрос: зачем?
На какую выгоду, награду или удовольствие мог рассчитывать этот некто, тратя время и силы на слежку за такой мелкой сошкой, как я?
А может, у меня развивается мания преследования?
14.
Я сразу же оценил все преимущества того, что Рауль стал спать в гостиной, оставив в полном моем распоряжении комнату, которую мы с ним прежде делили. Теперь я мог приглашать к себе друзей. Не скажу, что раньше этого не делал, но когда брат сидел рядом, готовя уроки при свете настольной лампы, нам приходилось понижать голос, да и возможностей для развлечений было маловато. Кроме того, толстяку якобы следовало рано ложиться спать. Рауль, конечно, в первую очередь хотел подгадить мне, ведь ему было уже семнадцать лет, почти восемнадцать, а он твердил, что должен непременно спать восемь часов в сутки.
Теперь я часто и с удовольствием приглашал приятелей, мы запирались у меня в комнате и не расходились до поздней ночи. Сидели на полу или на кровати, потому что стул был только один, часами слушали пластинки, обсуждали книги, смотрели фильмы, взятые в видеоклубе, играли в карты и курили травку. Это была моя личная территория. Где командовал я. Где никто не говорил мне, как надо себя вести и когда надо погасить свет.
Иногда я запирался там с девушкой. Сегодня с одной, завтра с другой. В этом смысле восьмидесятые годы были эпохой полной свободы, когда главным лозунгом стало: живи в свое удовольствие. А потом грянул СПИД – эта мрачная история могла затронуть и меня тоже, но не затронула, болезнь не постучала в мою дверь.
Сегодня у меня оставалась ночевать однокурсница, завтра – девчонка, с которой я несколькими часами раньше познакомился в баре в Маласанье и у которой я, кажется, даже забыл спросить имя. Как-то в субботу в моей постели очутилась женщина лет тридцати-сорока. Я не видел ее никогда раньше, ни разу не встречал и потом. Она подошла ко мне в любимом мной тогда баре «Млечный Путь», сразу взяла быка за рога и даже сама заплатила за такси. Женщина легла на меня, и мне показалось, что она очень торопится, словно от кого-то убегает. Вообще говоря, мир в ту пору, казалось, наполнился отчаявшимися людьми, людьми, которые выпрашивали наслаждение как милостыню, людьми, у которых дрожали от нетерпения руки. Когда мы закончили, я полуголый пошел ее проводить до двери, где она простилась со мной со слезами на глазах и при этом благодарила с непонятной мне пылкостью.
Однажды мама, не говоря ни слова, положила на мой письменный стол упаковку презервативов, из чего я сделал вывод, что она не осуждала мой образ жизни.
– Единственное, о чем я тебя прошу, – сказала она несколько дней спустя, – это чтобы ты окончил университет.
15.
Тогда же, в годы моей молодости, случилась забавная история, вспоминая которую, я не могу слегка не пожалеть брата. Я предпочел бы выкинуть ее из головы, но вот уже три вечера подряд она всплывает у меня перед глазами, и боюсь, что если не опишу тот случай, он будет преследовать меня до конца моих дней.
Коротко говоря, на ночь я привел к себе Пилуку. Пилука была моей сокурсницей, не скажу чтобы очень красивой, но здоровой и веселой. Кроме того, я в жизни не встречал более раскованной девушки. В университетские годы она крутила роман с парнем, который позднее стал ее мужем и отцом, смею предположить, ее детей. Пилука предлагала тебе переспать с ней, как приглашают на чашку кофе. Но при непременном условии: между вами должна существовать взаимная симпатия, и ты обязан обеспечить ей положенную долю удовольствия. Она явно испытывала некий сексуальный голод, который не мог удовлетворить рохля жених, поэтому мы с ней время от времени договаривались о тайном свидании – исключительно ради плотских утех. Достаточно было короткого вопроса: «Тебе хочется?» – заданного одним из двоих, чтобы без лишних проволочек и лишних церемоний устроить восхитительный перепих.
Так вот, однажды среди недели, когда на улице стоял жуткий холод, Пилука решила заглянуть ко мне. Никто не слышал, как мы пришли, во всяком случае, никто не вышел с нами поздороваться. Следуя инструкциям подруги, я обеспечил ей вожделенный оргазм, для чего требовалось на время забыть про собственный интерес, а потом уж и она занялась мною, щедро отдавая свое тело – совсем как Тина, только куда более темпераментно, за что ее можно было только поблагодарить. Из-за позднего часа и холода снаружи мы решили не расставаться до утра. Одеваться не стали, погасили свет и крепко прижались друг к другу, так как кровать была совсем узкой. Мы молча лежали в темноте, оба ублаженные, еще не остывшие, и тут медленно открылась дверь, которую я уже перестал запирать на ключ, поскольку все в доме усвоили, что мешать мне нельзя. В скудном свете, шедшем из коридора, обрисовался силуэт довольно толстого юноши, тихонько направлявшегося к моей кровати. Он шепотом произнес мое имя, словно хотел проверить, не сплю ли я, а потом, не зная, что его слышат две пары ушей, так же тихо сказал:
– Мне кажется, сеньор Эктор явился к нам и спит с мамой. Под дверью не видно света. Что будем делать?
Я ничего не ответил, а Рауль талдычил свое, так как был уверен, что мы должны срочно придумать для незваного гостя какую-нибудь кару:
– Ну ведь надо же что-то сделать!
Он-то думал, что я один, тогда как на самом деле нас под одеялом было трое: я, Пилука и отчаянный стыд, который мне из-за этого дебила приходилось терпеть. Он замолчал в ожидании ответа, но тут раздался женский голос, и довольно суровый:
– Да оставь ты свою мать в покое, пусть потрахается!
В темноте послышалось бормотанье Рауля:
– Разве ты не один?
И толстая фигура на цыпочках быстро покинула комнату. Несколько дней брат не разговаривал со мной – может, злился, может, был сконфужен, может, и то и другое вместе.
16.
Едва получив диплом, я потерял из виду всех своих университетских приятелей. За исключением самых близких друзей. Освободившись от обязанности ходить в аудитории, они разбежались кто куда, и время сразу же занялось тем, что оно прекрасно умеет делать, – кропотливой задачей всех нас состарить.
Я изредка сталкивался с кем-то в ресторане, магазине, у входа в кинотеатр или просто на улице – и порой не сразу узнавал бывшего сокурсника в лысом мужчине с брюшком или бывшую сокурсницу в расфуфыренной даме, давно забывшей о былой стройности. Про кого-то знаю из газет или по рассказам, что он работает и живет за границей, кто-то преподает в том же университете, где мы учились. Кажется, по крайней мере двое уже лежат на кладбище.
Среди тех немногих студентов нашего выпуска, о которых до меня регулярно доходят какие-то известия, можно назвать и Пилуку. Она стала довольно известной журналисткой и пишет не только для газет и журналов, но и сочиняет романы, имеющие средний успех.
