Мой план на 2019 год таков: я лишу себя жизни в ночь с 31 июля на 1 августа, хотя пока не знаю, где и каким образом. В нужный момент я приму нужное решение.
Интересно, что делает сейчас угандец, выигравший забег?
Январь
1.
Ну вот опять. Сегодня утром. Как и вчера. А на самом деле каждый день я вдруг замечаю, что Пепа пристально смотрит на меня. Несколько лет назад я прочитал в каком-то журнале, посвященном домашним животным, что у собак такой взгляд может выражать любовь.
Выписываю из своей тетради «Молескин»: «Тот, у кого никогда не было собаки, не знает, что значит любить и быть любимым». Фраза принадлежит Артуру Шопенгауэру. Вздор, конечно, но вздор красивый.
Среди царящей у меня дома тишины глаза Пепы часто блестят тревожным блеском. Когда они так внимательно всматриваются в меня, мне чудится, будто я улавливаю в них что-то, отличное от любви, – не знаю, возможно, смесь жалости, равнодушия и упрека. Словно собака никак не может решить, продолжать обвинять меня или проявить сочувствие и простить, после того как мы столько лет делили с ней одиночество. Иногда мне кажется, что Пепа молчит из корысти, зная, что от меня зависит, будет ли она накормлена и сможет ли и дальше спать в мягкой постели, а не на улице, но в глубине ее собачьей души нет прощения. Иными словами, ее ласка и покорность – всего лишь притворство, желание задобрить хозяина, чтобы гарантировать себе комфортную жизнь.
Что ж, видимо, нужно все-таки вспомнить и описать (но только не сегодня, сегодня я слишком устал) один из самых позорных поступков в моей жизни. Смягчающим обстоятельством можно считать лишь мое тогдашнее душевное состояние. Я только что развелся, хотя лишь отчасти считал это жизненной неудачей. Развод принес мне освобождение, правда, оно, пожалуй, было отравлено острым ощущением личного поражения и уверенностью, что я зря потерял столько времени, а еще столько иллюзий и сил отдал заведомо обреченной на провал затее.
Развод с Амалией глубоко меня ранил. С Никитой я мог видеться лишь по выходным два раза в месяц. Судья обошлась со мной как с опасным зверем, каким напористо изображала меня адвокатша моей бывшей жены. Я ушел из дому, взяв только книги и одежду, а также Пепу и мало что еще. Мне пришлось несколько недель пользоваться гостеприимством Хромого и жить в квартире, которую сегодня я не могу воспринимать иначе как преддверие кладбища. В ту пору у меня не было самого необходимого. А потом, пока в съемное жилье не привезли кровать – не самую дорогую, но и не самую дешевую из тех, что можно было присмотреть в магазине, – я спал на полу на ворохе одежды. В чем я не испытывал недостатка, так это в книгах, которые были распиханы по всем углам в пластиковых пакетах и картонных коробках. Я был одинок, я был удручен, я был в отчаянии, и меня не отпускало желание покончить со всем этим раз и навсегда. Но посреди развалин моей жизни существовала еще и Пепа, такая же растерянная, как и я сам, так же изгнанная из родного дома, поскольку Амалия и Никита ничего не хотели о ней слышать.
2.
Да, Пепа. Ты им мешала. Ты нам мешала. Ох, ты мешала и мне тоже.
Еще не рассвело, когда я спустился вместе с тобой в гараж. Как всегда послушная, ты свернулась калачиком на одеяле, расстеленном на заднем сиденье. Ты выглядишь веселой и облизываешь себе кончик носа. Как ты думаешь, куда я тебя везу?
Дело было в воскресенье. Холод давал о себе знать, и на дорогах почти не было машин. Я включил радио. Мне нужны были музыка и голоса, которые отвлекли бы меня от натиска разных мыслей, а еще от прерывистого дыхания собаки, которая всегда нервничала, когда ехала в машине. Я не знал, куда двинуться. У меня было только одно очевидное желание – выбраться из города и отыскать какое-нибудь лесистое место.
Когда начало светать, я съехал с шоссе недалеко от поселка Торрелодонес. Эти края были мне немного знакомы, так как когда-то давным-давно мы наезжали сюда с родителями. Я проехал поселок насквозь и двинулся по дороге М-618 в сторону Кольменар-Вьехо. Последние дома остались позади. Просыпались покрытые инеем поля. На небе не было видно ни облачка, и оно обещало стать ярко-синим. Редкие клочья тумана прятались в укромных впадинах. Все рождало ощущение одиночества и чистоты. Именно то, что я искал. Я сбавил скорость. И Пепа, вроде бы заснувшая, стала дышать ровнее.
За очередным поворотом я увидел слева от дороги каменную стену с большим проломом. Остановил машину у начала боковой дороги, недалеко от разрушенной части стены. Вокруг не было ни души, не было слышно птичьего гомона или стрекота цикад и сверчков, как бывает в теплое время года. Проехала машина, потом опять наступила тишина. Пепа поколебалась, прежде чем выпрыгнуть на землю. Понятно, что она предпочла бы свое теплое место на заднем сиденье уличному холоду. Я надел на нее шлейку. Мы шагнули в пролом в стене, осторожно ступая по валявшимся повсюду камням. У меня изо рта, а у собаки из пасти шел пар. Мы как два браконьера вторглись на территорию заросшей сорняками усадьбы. Я поднялся на холм, собака бежала рядом. Оттуда уже не было видно шоссе. Мы добрались до густых зарослей – теперь я был уверен, что мы надежно скрыты от чужих глаз, и привязал собаку несколькими узлами к кусту.
Я не хотел, не мог, не смел посмотреть ей в глаза.
И ушел один, без тебя, вниз по тому же холму. И только отойдя на приличное расстояние, обернулся – наверное, в первую очередь чтобы убедиться, что ты находишься на том же месте, где я тебя оставил, а не для того, чтобы узнать, что ты делаешь. Ты спокойно сидела и, судя по всему, ждала, когда я тебя позову, или пыталась угадать своим собачьим умом смысл затеянной хозяином новой игры. Но это не было игрой.
Я уже снова въезжал в Торрелодонес, когда вдруг вспомнил про микрочип, который поможет полицейским отыскать хозяина брошенной собаки, возможно уже погибшей от жажды и голода, что запросто обернулось бы для меня штрафом или даже судом. Одно дело, если бы я оставил тебя без привязи, тогда можно было бы сказать, что ты убежала, – так сделала Амалия у водохранилища в Вальмайоре. Помнишь? Ты была еще совсем молодой и резвой.
И на первом же развороте, уже в деревне, я повернул назад и опять поехал по дороге вверх – до провала в стене. Ты встретила меня, радостно виляя хвостом. А когда я отвязал тебя, стала бурно облизывать меня в знак благодарности. Ты вся дрожала то ли от холода, то ли по какой-то другой причине. И только вечером в моей безрадостной одинокой квартире я в первый раз уловил в твоем взгляде упрек. Именно таким взглядом ты смотришь на меня из своего угла и сейчас.
Это были тяжелые дни, Пепа. Поверь мне.
3.
Следующая фраза тоже принадлежит Артуру Шопенгауэру: «Человек превратил Землю в ад для животных». Она не записана в мою черную тетрадь, но это и не нужно. Такие фразы сразу врезаются в память. С момента смерти философа в 1860 году и до наших дней ситуация с биологическим разнообразием не переставала ухудшаться. Виды исчезают. На полюсах тает лед. Моря превратились в скопища пластика. Бензопилы орудуют в тропических лесах, вернее, в том, что осталось от тропических лесов. Что еще? Все чаще наблюдаются опаснейшие атмосферные явления, и, возможно, это лишь прелюдия к жестокой каре, которую приготовила нам природа.
