20.
О своем муже Диана Мартин никогда не говорила ни слова. Мало того, я так и не выяснил, есть ли у нее муж. Иногда она вскользь упоминала «отца Сабрины», не называя его по имени и не уточняя, был этот поставщик сперматозоидов, которые помогли дать жизнь ее наглой девчонке, ее мужем когда-то или до сих пор им остается. По правде сказать, эта проблема меня мало волновала. Я всего лишь желал узнать социальный статус женщины, с которой мечтал лечь в постель и с которой – если не будет серьезных препятствий – желал бы установить более прочные отношения. Как-то раз, не сдержав любопытства, я спросил, замужем ли она. Нахмурившись, Диана Мартин ответила, что предпочла бы не касаться этой темы. Впечатление было такое, будто у меня перед носом захлопнули дверь, и чтобы не ставить под удар наши дальнейшие встречи, я решил впредь такие вопросы не задавать.
И тут я обнаружил в почтовом ящике очередную анонимку: «Подружка у тебя очень даже красивая». Только и всего. И причин для тревоги я в ней не нашел. Просто, как обычно, добавил очередной листок к своей коллекции. Мне было безразлично, прочитала записку Амалия или сама же ее и написала.
Шли недели, мы продолжали встречаться, и я не мог выдавить из себя нужные слова, чтобы дать Диане Мартин понять, не оскорбляя ее чувств, что, находясь рядом с ней, испытываю бешеное желание, хотя сильно сомневаюсь, что выражение моего лица, мой голос и мои жесты не выдавали меня. Может, она просто потешалась надо мной? Или ей всего лишь нужно было раз в неделю коротко побеседовать с одним из преподавателей ее дочки? Однажды она явилась на свидание в белой блузке из тонкой ткани, у которой верхние пуговицы были расстегнуты таким образом, что можно было увидеть начало ее прелестных грудей. И я просто не мог не пялиться на них. И готов был протянуть руку, сунуть в вырез блузки и увенчать свои страдания крошечной наградой, которая, вне всякого сомнения, стала бы предвестием конца наших так и не переросших во что-то конкретное отношений.
– Мне бы страшно хотелось погладить твои груди.
– Всему свое время, – ответила она с улыбкой. – Но хочу предупредить, что ничего особенного в них нет.
И уже через несколько минут Диана Мартин простилась со мной – как всегда, поспешно.
21.
Утром, днем и вечером, в любое время, все СМИ сообщали о двухлетнем ребенке, упавшем восемь дней назад в горный колодец неподалеку от поселка Тоталан в провинции Малага.
Сразу было понятно, что целью сообщений являлась не столько передача информации, сколько желание произвести сенсацию, раздувая подробности, от которых не было никакой пользы. Эти подробности уже были хорошо известны, но их снова и снова повторяли и комментировали. Как только в редакции поступали новые сведения, все как безумные начинали их мусолить, обсуждать и выжимать из них что только можно и нельзя, доводя трагический накал до крайних пределов.
Примчавшиеся в горы репортеры с трудом скрывали радостное возбуждение. В их жестах и словах я, как мне казалось, улавливал нездоровую слащавость. Они говорили так, словно лично знали этого ребенка, словно тот, о ком они вещали в микрофон, был их сыном или племянником. А еще поражало безудержное коллективное любопытство: все желали знать, жив ли несчастный ребенок, который упал на глубину шестьдесят один метр через совсем небольшую темную дыру, – жив ли он спустя неделю после падения?
Сегодня нам рассказали, что вчера вечером спасателям удалось проделать вертикальный ход, параллельный колодцу. Несколько дней и ночей они сверлили твердейшую скальную породу. Черт, вот ведь и сам я не могу обойтись без превосходной степени! Некоторые новостные телевизионные передачи принялись давать зрителям уроки минералогии. Амалия привела вчера в свою программу какого-то врача, который долго рассуждал о шансах ребенка выжить. И главной тут была задача во что бы то ни стало удерживать внимание публики.
Хромой считает, что нынешние спасательные работы – пустая трата времени, если, конечно, их целью не является всего лишь достать тело мальчика. Мой друг в этом уверен. Зачем копать в спешке, даже ночами, если нет ни малейшей надежды спасти его после такого падения?
– Пресса разыгрывает перед нами позорнейший спектакль. Знаешь, с каждым днем я все больше и больше стыжусь нашей страны.
Сегодня у Хромого такой день, когда он злится и грустит. Обычно он или злится, или грустит. А когда на душу его давит что-то серьезное, по-настоящему серьезное, в нем соединяются, как он выражается (пародируя мои философствования), «два бурных потока бытия». В такие периоды он ходит хмурый, настроение у него портится, все ему противно, и невозможно заставить его улыбнуться или пошутить. Поэтому я без обиняков спросил, где на сей раз у него выскочила его noli me tangere. Он остолбенел:
– А ты откуда знаешь?
И прямо там, в закусочной, расположенной в районе Эмбахадорес, куда мы давненько не заходили, чтобы поесть куриные потроха с жареной картошкой, он отозвал меня в угол и задрал штанину. На волосатой икре ближе к лодыжке я увидел круглое красное пятнышко не больше монетки в один цент.
– Неужели ты так психуешь из-за этой ерунды?
Господи, как он взвился. Мне пришлось просить прощения.
Язвы у него с этого и начинаются – с красного пятнышка на коже, которое потом быстро увеличивается, и уже через несколько часов в центре пятнышка образуется дырочка, она начинает гноиться и углубляться. Как ни странно, это место не зудит и коркой покрывается только недель через пять-шесть, потом корка отпадает сама собой, и не остается никакого следа, но ее нельзя сдирать, потому что будет только хуже.
Хромой считает это какой-то разновидностью рака. Он не спит, не ест, теряет покой, ищет в интернете похожие случаи, но то, что он находит, приводит его в ужас. На работе ему порекомендовали известного дерматолога, которая принимает в другом городе – в Посуэло-де-Аларкон и прием у которой стоит больших денег. Хромого цена не волнует, он планирует в самое ближайшее время отправиться туда и заплатить что положено. До сих пор ни один из врачей, к которым он обращался, не смог поставить диагноз. Все, на что они способны, это прописывать антибиотики и с тем отправлять его домой.
Я посочувствовал Хромому, изобразил тревогу, предложил любую помощь, если она понадобится, и он, смягчившись, поблагодарил меня. После чего признался, что вчера вечером долго держал на ладони пакетик с цианистым калием.
А раз уж разговор принял такой откровенный характер, я рассказал, что в последние ночи постоянно думаю о Диане Мартин.
– Это та самая красавица, мамаша твоей ученицы?
– Я просто не могу выкинуть ее из головы.
– Считай, что ты дешево отделался. А мог бы уже и в могиле лежать.
22.
Мои свидания с Дианой Мартин, о которых мы обычно договаривались накануне, видимо, были не такими тайными, как я полагал. Во всяком случае, об этом свидетельствуют последующие события. Я часто задавался вопросом, не прослушиваются ли наши с ней телефоны. Что касается Дианы Мартин, то я могу вообразить себе, что некто (муж, если он у нее есть, любовник или, возможно, человек, которого она называла отцом Сабрины) готов был на что угодно, лишь бы удержать при себе такую потрясающую женщину, потрясающую во всех смыслах начиная с физической привлекательности, отлично сохранившейся и к тридцати семи годам. Да, но кому надо следить за таким пустоцветом, как я?
