— Не принудительный, а договорный. Брак, устроенный людьми, которые заботились о ее благе, — возразила Тарампал. — Мы все о ней заботились, знаешь ли. Я была близкой подругой Кулвиндер, и Майя выросла у меня на глазах. Мы понимали, что ей нужно.
— Значит, они подошли друг другу? — спросила Никки, воздержавшись от вопроса: «Группы крови совпали?»
— Порой Майя и Джагги хорошо ладили, но и ссорились они часто. Спорили в основном по-английски, но язык тела понятен каждому, — Тарампал выпятила грудь и вскинула голову, точно бросая вызов невидимому противнику. — Однажды Майя нарочно сказала по-пенджабски: «Нам надо жить отдельно». Это предназначалось для моих ушей.
Маленькая сценка, воспроизведенная Тарампал, возбудила любопытство Никки. Такой же воинственной становилась и тетушка Гита, когда являлась к маме со свежими сплетнями. «Ей, бедняжке, просто хочется общаться с людьми», — всегда оправдывалась мама, хотя Никки знала, что ей не по душе стремление очернять людей ради собственного развлечения. Впрочем, самой Никки было столь же трудно подавить свое любопытство.
— Так они съехали?
— Знаешь, она была жутко неуравновешенная, — повторила Тарампал. — Вопрос в том, почему она так жаждала уединения? В нашей общине принято, чтобы женщина после замужества переезжала к своим новым родственникам, а поскольку я запросила весьма разумную арендную плату, Джагги решил остаться здесь, и этот дом стал их супружеским жилищем. Видишь ли, Майя не желала принимать свою жизнь. Она пыталась жить так, точно вышла замуж за того гора.
«Она надеялась, что у них срастется», — грустно подумала Никки.
— Значит, они остались здесь? — спросила она, озираясь. Даже такой современный дом, как этот, мог казаться женщине, угодившей в ловушку несчастливого брака, тюрьмой. — Вероятно, Майе тут не нравилось.
— Нисколько. Потом Джагги начал со мной делиться своими догадками. Он подозревал, что у нее роман. Утром, перед тем как отправиться на работу в город, Майя надушилась. Она допоздна задержалась, и домой ее привез какой-то мужчина из их офиса. Кто поедет в Саутолл только затем, чтобы подвезти девушку, не получив ничего взамен?
— Друг. Товарищ по работе, — ответила Никки.
Тарампал покачала головой и безапелляционным тоном заявила:
— Чушь! Майя и Джагги сильно повздорили из-за этого. Она собрала вещи и ушла домой, к Кулвиндер.
Тут Тарампал смолкла и уставилась в окно. Никки проследила за ее взглядом. Глухие шторы на эркерных окнах Кулвиндер были плотно задернуты. Что случилось, когда Майя решила уйти? Никки представила, как губы Кулвиндер сжались в суровую линию, как она покачала головой и велела дочери исполнять свой долг.
— И что потом? — спросила девушка.
— Майя прожила дома около недели, а потом ее отослали обратно. Поначалу все было тихо, но очень скоро раздоры возобновились, — Тарампал вздохнула. — Нельзя ожидать от мужа чудес. Чем скорее вы, девочки, это поймете, тем меньше разочарований вам будет грозить.
Перед внутренним взором Никки возникла фотография Минди из брачной анкеты: в глазах сестры светилась надежда. Никки ощутила внезапное облегчение. У Минди гораздо больше возможностей управлять ситуацией, чем было у Майи. Хотя Никки до сих пор сомневалась, нужно ли знакомиться с женщинами из семьи жениха раньше, чем с самим женихом, по крайней мере, у сестры есть выбор. Она может сказать «нет» и, уж конечно, не станет выходить замуж после трехмесячного знакомства. Мама ей ни за что не позволит.
— Моя сестра ищет себе мужа, но она очень разборчива, — сообщила Никки. — Не хочет разочаровываться.
— Тогда удачи твоей сестре, — ответила Тарампал. — Будем надеяться, она не кончит тем, что спятит, как Майя.
Между ними повисло молчание, во время которого Никки внимательно изучала окружающую обстановку, чтобы избежать пристального взгляда Тарампал. Кухня открывалась в гостиную с бархатистым замшевым диваном и современным каменным камином. На стене над камином висели в ряд три свадебные фотографии в рамках. У каждой невесты, осыпанной драгоценными камнями, было большое золотое кольцо в ноздре и линия сверкающих бинди
[27] над бровями. Обильные украшения частично скрывали выражения их лиц.
— Как умерла Майя? — тихо спросила Никки.
— Покончила с собой.
— Как? — это был болезненный вопрос, но Никки должна была знать.
— Так, как поступают в нашей культуре женщины, когда они опозорены, — ответила Тарампал, заморгала и отвернулась. — Сожгла себя.
Никки в ужасе уставилась на Тарампал.
— Сожгла?
Тарампал кивнула на заднюю дверь.
— В саду до сих пор есть клочок выжженной земли. Я больше туда не хожу.
Так вот почему Тарампал указывала на сад! Все это не укладывалось в голове. От только что услышанного у Никки перехватило дыхание. Краем глаза она поймала сад, окутанный тенями, но тотчас отвернулась, чтобы больше не видеть его. Как Тарампал с этим справилась? Неудивительно, что в доме такой роскошный ремонт, — это попытка уйти от напоминаний об ужасающем самоубийстве Майи. Девушка почувствовала ком в горле, когда на ум ей пришли Кулвиндер и Сараб, живущие через дорогу от места гибели дочери.
— Кто-нибудь был дома в это время? — спросила Никки. «Ведь ее могли остановить», — подумала она, ощущая отчаянный, безнадежный порыв спасти Майю от самой себя.
— Я была в храме. Джагги находился на улице. До этого он нашел в телефоне у Майи несколько сообщений от мужчины, с которым она спала. И сообщил ей, что хочет развестись. Это повергло Майю в панику. Она не хотела разводиться. Боялась, что никогда больше не сможет смотреть в глаза землякам и родителям. В истерике Майя умоляла его остаться. А Джагги выскочил из дома со словами: «Все кончено». Тогда она бросилась в сад, облила себя бензином и чиркнула спичкой.
— Боже мой, — прошептала Никки. Она закрыла глаза, но чудовищная сцена встала перед ее внутренним взором. Тарампал продолжала говорить, но голос ее звучал где-то далеко.
— Вот как плохо иметь богатое воображение, Никки. Девушки начинают желать слишком многого.
Эта ущербная, косная логика выводила девушку из себя. Никки не имела никакого понятия о внешности Майи, но представляла себе Кулвиндер, только молодую и стройную, одетую в джинсы, с волосами, собранными в нетугой хвост. Современную девушку. В ее памяти снова прозвучали бессердечные слова тех сплетниц из лангара. «Девушка, лишившаяся чести». Если земляки были готовы заклеймить ее позором, она, наверное, не видела смысла жить дальше.
— Бедные Кулвиндер и Сараб, — проговорила Никки.
— Бедный Джагги, — воскликнула Тарампал. — Видела бы ты его на похоронах: он рвал на себе волосы, валился на землю, умолял жену не покидать его, несмотря на всё, что она натворила. Он страдал куда сильнее.
