В ее словах сквозило неодобрение.
— Все люди разные, — возразила Харприт.
Гита потянулась за шариком ладу; ворот ее камиза оттопырился, приоткрыв грудь.
— Что мне нравится в йоге, так это то, что там только женщины. А у тебя зал унисекс?
Харприт вспыхнула. Вопрос Гиты застал ее врасплох. Ну и что, что в ее зал ходят мужчины?
— Да, — ответила она.
— Приходи на йогу, — сказала Гита с явным укором. — Там женщины, такие, как мы, — добавила она.
— Да. Женщины, такие, как мы, — уклончиво повторила Харприт. Если бы пенджабским женщинам старше пятидесяти лет можно было выдавать форменную одежду и кодекс поведения, их разработкой, несомненно, занялась бы Гита.
— Как дела у Минди? — осведомилась Гита.
— Хорошо. Сегодня работает.
— Уже нашли кого-нибудь?
— Не уверена, — сказала Харприт. Такой ответ она будет давать всем по умолчанию, пока дело не дойдет до помолвки. Вообще-то говоря, Минди с кем-то встречалась, но в последнее время об этом не заговаривала. И спрашивать было боязно. С одной стороны, Харприт хотелось, чтобы дочь нашла кого-нибудь и завела семью. С другой, это означало, что ей предстоит каждый вечер возвращаться в пустой дом, а к этому она готова не была.
— Лучше бы ей побыстрее обзавестись женихом, верно? Если она потратила на поиски кучу времени, но так никого и не нашла, дело плохо.
— Она обязательно кого-нибудь найдет, — возразила Харприт. — Нет смысла давить на девушку. У нее своя голова на плечах.
— Конечно, найдет, — пробормотала Гита.
Харприт вылила в чашку приятельницы остатки чая «Липтон». Поверхность покрылась черными чаинками. И она взяла чашку со словами:
— Дай-ка отфильтрую.
Она поискала на кухне ситечко и вспомнила, что ей пришлось выбросить то, которое мать когда-то дала ей с собой в Англию, потому что Никки и Минди ловили им в аквариуме золотых рыбок. Харприт ощутила укол грусти. Что такое дом без семьи?
Когда она вернулась, Гита стряхивала с губ крошки.
— Без сахара, пожалуйста, — произнесла она с достоинством женщины, сидящей на диете. Однако никакие асаны не в силах справиться с калориями ладу, злорадно подумала Харприт.
— А теперь скажи мне, — проговорила гостья, отпив глоток чая, — ты уже слышала про эти истории?
— Про какие истории?
— Про истории.
Харприт с трудом скрыла раздражение. Почему люди предпочитают повторять одно и то же, вместо того чтобы объяснить другими словами?
— Не понимаю, о чем ты толкуешь.
Гита поставила чашку на блюдце.
— Все лондонские пенджабцы уже в курсе! Когда Митту Каур мне рассказала, я рассмеялась и не поверила ей. Но она принесла мне одну. Сказала, что прочитала ее мужу вслух, а потом… — она покачала головой. — Ну, они здорово воздействуют на людей, — гостья выразительно уставилась на Харприт, будто это могло помочь ей донести свою мысль до приятельницы, и наконец прошептала: — Они занялись сексом прямо на диване.
— Что? Она рассказывает тебе подобные вещи?
— Я изумилась, как и ты, но история оказалась весьма увлекательной.
— Как называется эта книга? — спросила Харприт.
— Это не книга. Просто распечатки с рассказами. Никто точно не знает, откуда они взялись.
— Что ты имеешь в виду? Автор — аноним?
— Предположительно, авторов несколько. Эти истории нигде не публиковались. Их просто копируют, сканируют, рассылают электронной почтой и факсом по всему Лондону, так они и добираются до целевой аудитории. Митту Каур прочитала целых три истории, и они совершенно изменили ее отношения с мужем. Вчера на йоге, когда преподавательница попросила нас лечь на спину и подтянуть колени к груди, Митту подмигнула мне и говорит: «Совсем как прошлой ночью». В нашем-то возрасте! Можешь себе представить?
— Нет, — быстро ответила Харприт. — Не могу, — впрочем, представить она могла. Себя с Моханом. — Митту не говорила тебе, откуда у нее эти истории?
— Ей переслала кузина, которая получила их от подруги из энфилдского храма, а та впервые услышала о них от своей коллеги-пенджабки, живущей в Восточном Лондоне. На этом след теряется, потому что кузина Митту никогда не спрашивала коллегу, откуда взялись эти истории, но Митту Каур — не единственная из моих приятельниц, кто знаком с этими текстами. Жена Карима Сингха говорила, что тоже кое-что читала. Ей попался весьма откровенный рассказец. Пенджабка привозит свою машину в автосервис; кончается тем, что она занимается сексом с механиком прямо на капоте. Она привязывает его запястья к зеркалу заднего вида своей дупаттой.
— Боже, какие подробности! — воскликнула Харприт. — Никогда не читала ничего подобного про наших.
— Ходят слухи, что эти рассказы саутолльского розлива.
— Чушь какая, — рассмеялась Харприт. — Я бы поверила, скажи ты, что они из Бомбея, но если эти тексты стряпают в Англии, то уж точно не в Саутолле.
— Нет, скорее всего, так и есть. У тетки Митту есть подруга, которая посещала кружок по сочинению непристойных рассказов.
Звучало крайне неправдоподобно.
— Если бы такой кружок появился, в общине начались бы беспорядки, — заметила Харприт.
— Вот почему он существует под другой вывеской: якобы там изучают английский язык.
— Это невозм… — и Харприт осеклась на полуслове. Саутолл. Кружок английского языка. Женщина сглотнула и смолкла. Напомнила себе, что Гита — ужасная сплетница. Она, конечно, все преувеличила, тут и думать не о чем…
— Знаешь, что еще она мне сказала? Рассказы пишут пожилые женщины, у которых умерли мужья. Можешь себе представить? Такие, как мы.
— Да. Женщины, такие, как мы, — уже второй раз пролепетала Харприт. И сделала глоток чая.
* * *
На следующий день Никки добралась до станции «Саутолл», злобно ворча себе под нос. Поезд задержался, а она так опаздывала, что не успела даже выкурить сигарету, о которой давно мечтала. Проклятый Джейсон с его дурацким планом вместе бросать курить!..
Автобус тем временем въехал на холм и медленно спустился на Бродвей. Земля перед рынком была усеяна овощными очистками, в витринах лавок, торгующих сари, словно созвездия, мерцали пайетки. На пороге центра ускоренного оформления виз появилась пара, прижимавшая к груди бумаги. Когда автобус подъехал к храму, Никки сверилась с часами на телефоне: занятия должны были начаться полчаса назад.
Из здания досугового центра доносился гул голосов. Никки поднялась по лестнице. Гул нарастал. Над океаном возбужденной болтовни отчетливо возвышались два голоса — Арвиндер и Шины. Никки вошла в класс и ахнула. Он был набит битком. Женщины были повсюду: сидели, скрестив ноги, на партах, развалились на стульях, стояли, прислонившись к стенам, оккупировали преподавательский стол.
