– Тебе больше не придется терпеть мои подставы.
– Джорджи, мне так жаль.
– Не извиняйся.
Она подошла к нему, обхватила руками его голову, погладила – как ребенка, который первый раз пришел в детский сад, – и сказала:
– Я предлагаю тебе сделку. Обойдемся без юристов. Надеюсь, тебе хватит ума не возражать.
Джорджи похлопала Керри по щеке и вышла из комнаты. Керри последовал за ней в гостиную и смотрел с пересохшим от капитуляции горлом, как Джорджи отключила сигнализацию и сняла автопортрет Фриды Кало со стены над пианино.
– «Вивидерм», – сказала Джорджи.
– Что?
– То, что случилось с моим лицом. Видишь? Вот на этом все закончилось.
Джорджи вынесла картину на улицу, положила в багажник серебристого порше Джима и выехала с подъездной дорожки. В отеле Viceroy в Санта-Монике она забронировала номер с видом на океан. Джорджи сидела на маленьком балконе с Фридой на стуле напротив, потягивала сухое розовое вино и говорила себе, что все будет хорошо.
Глава 10
Пока таблоиды пестрели новостью о разрыве Джима и Джорджи, Керри, Винк Мингус и Эл Спилман II во внутреннем дворике особняка «Колибри» обсуждали в одночасье свалившиеся на них проблемы: громкий разрыв с Джорджи и слухи о скандальном происшествии, ужасное надругательство над корпорацией Уолта Диснея и – о чем стало известно недавно – растущая озабоченность отдельных высокопоставленных лиц в Пекине.
Винк Мингус – девяносто килограммов боевых мускулов, закрепленных на каркасе высотой метр восемьдесят, и засаленный хвостик. Привычка с 1980-х, когда Винк был «зеленым беретом»
[42] и сеял хаос в Центральной Америке. Он заставлял своих людей раскрашивать мертвых панамцев под человеческих кукол вуду, а потом сбрасывал их с вертолетов во двор посольства Ватикана с целью устрашения генерала Мануэля Норьеги. Все после того, как Джордж Буш, в лучших американских традициях, превратился из марионетки в маргинала.
Но посттравматический стресс сделал свое дело. Левый глаз Мингуса непроизвольно подергивался, и партнеры во время деловых обедов думали, что Мингус раскрывает им особые секреты. За ним закрепилось прозвище Моргач, которое нравилось ему даже больше, чем собственное имя – Эдди.
– Боже, Джим, мы же так хорошо сотрудничали, – сказал Мингус, осматриваясь вокруг. – Подумай только, чего мы достигли. Сейчас некоторые думают, что ты сошел с ума.
«Они боятся, – подумал Керри, в то время как на предплечьях осел пепел. – Меня. Бизнеса. Потери власти».
– Ты разгневал богов, Джим, – сказал Эл. – Филип Моррис. Твой последний фильм. Торты Микки и Минни. Чертова девушка. Мы сами загнали себя в задницу.
Джерри Кархариас улетел на встречу на побережье Амальфи. Как раз когда Керри собирался спросить, откуда Эл узнал про Хелену, по громкой связи раздался голос Кархариаса:
– Джим! Это Джерри. Мы хотим обсудить, как можно тебе помочь. Ты знаешь, что в CAA
[43] мы все тебя очень любим. Винк и Эл проделали потрясающую работу и…
Собственные примитивные инстинкты выживания столкнулись с угасающей волной паранойи Мао, и Керри почувствовал, что его затягивает водоворот. Он отчаянно попытался призвать на помощь прежнего Джима, чтобы узнать, как справиться с этой проблемой. Когда Керри понял, что не знает, его охватила паника. Как выясняется, он много чего не знает. Мао считал религию опиумом для народа. Что ж, в свойственной ему манере чтения это звучало убедительно. Согласился ли Джим? Неужели в миксе Джима и Мао не нашлось места Богу? Или Дух Святой ушел с представления? Пока губы Винка и Эла шевелились, Керри лихорадочно цеплялся за обрывки воспоминаний, на которые могло бы опереться «я».
В три года катался на двухколесном велосипеде в Ороре в Онтарио, крутил педали на улице, изумляя соседей.
Ребенком ненавидел цветную капусту, тогда от нее тошнило, сейчас уже нет.
Меня часто пороли. «Не слушается – всыпать, и дело с концом».
Родители в шутку заявляли: «Не стесняйтесь дать по заднице, если потребуется», и все, кто присматривал за мной, помнили об этом.
Моя тетя Джанет припасла кусок старого игрушечного автомобильного трека.
В одиннадцать лет напился и все выходные в полубессознательном состоянии стоял на четвереньках и блевал в ведро. При этом еще умудрялся поднимать вверх большой палец, чтобы видели брат Джон и его друзья. На следующее утро проснулся абсолютно голым на плиточном полу в зоне отдыха; всю одежду утащили ради хохмы.
В тринадцать пробрался в автокинотеатр, чтобы посмотреть «Экзорциста».
Во время конкурса ораторов в муниципалитете Халтон отец сидел в первом ряду и, когда объявили победителей, так радостно кричал, что у него изо рта вывалилась верхняя вставная челюсть, и… и…
Сестра Пэт месила тесто для торта и дала попробовать, но тесто оказалось клеем для обоев, и я давился им, а все покатывались со смеху…
Лишился девственности в пятнадцать лет с тощей блондинкой на десять лет старше под звуки «Великой иллюзии» Стикса, доносившиеся из Panasonic с квадрофоническим звуком, и…
Ручей воспоминаний уступил место стремительному потоку инстинктов.
Убежать в каньон.
Наложить в штаны и посмотреть, когда они это заметят.
Сломать жирный мизинец, которым Эл, этот грубиян, тычет Керри в грудь.
– Когда-то люди любили тебя, Джим.
– Любили?
Эл вырос в ближайшем пригороде Скарсдейла, в штате Нью-Йорк. Единственный сын блестящего хирурга, Эл всю жизнь пытался заслужить одобрение отца. Безуспешно, надо признать. Эл с отличием окончил альма-матер Эла Спилмана – старшего, Колумбийский университет, а затем ушел в политику. В период Кэмп-Дэвидских соглашений работал в администрации Картера в Белом доме. Радужные надежды рухнули в одночасье, после того как Эл купил три грамма героина у тайного агента, офицера полиции округа Колумбия. Тюрьмы удалось избежать благодаря семейным связям, но политической карьере пришел конец. Эл сбежал на запад в 1983 году, где сначала попробовал себя в комедийных стендапах, а не добившись успеха, переквалифицировался в менеджера. Подражая великому Берни Бриллштейну, Эл открыл много талантов, а через них – путь в высшее общество.
– Парни с Ривьеры думают, что ты чокнутый.
Керри представил, как Эл говорит про него гадости в элитном гольф-клубе Брентвуда, и заскрежетал зубами.
