Ташкент. Как сообщает наша туркестанская редакция, из столицы Афганистана пришло известие о том, что в ответ на отказ Великобритании признать независимость этой страны король Афганистана Аманулла Первый повелел объявить войну Британской империи.
«Это святая война за независимость. Весь Афганистан, включая Белуджистан, будет освобожден от британской оккупации. Наша страна вновь получит выход в Индийский океан!» – заявил он.
РУМЫНИЯ. БУХАРЕСТ. БОРТ № 1. ДИРИЖАБЛЬ «ИМПЕРИЯ». КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 11 мая 1919 года
Война в Румынии была весьма некстати. Очень некстати. Да, я ее благословил, я дал румынскому собрату всякого рода войска, но что делать с тем фактом, что война мне не нужна как таковая? Одно дело – рубилово где-то там, в глухой провинции, между империей и басмачами, между Афганистаном и Индией, стычки между Монголией и Китаем, одно дело – те громыхающие бронепоезда в Маньчжурии, но совсем другое – большая война между сверхдержавами!
Разве обойдется дело лишь дивизионом королевы Ольги? Однозначно, нет. Хорошо, если мы обойдемся некими интернациональными бригадами по аналогии с гражданской войной в Испании моей истории, но тут все иначе, тут все по-другому. Да и будет ли тут та самая Испания? Другая история, совсем другой мотив. Другой. Совсем.
Государственного фашизма нет нигде, и, надеюсь, не предвидится. Да, будут перекосы в части национализма и прочего расизма, но, по сравнению с существующим положением, ничего сверхъестественного не должно случиться. А что это значит? А это значит, что грядут обычные империалистические войны за право сильного, за право грабить, но не более того.
Впрочем, пусть социализм в Мексике далеко за океаном и большого влияния на события в Европе нынче не имеет, но наше «освобожденчество» тоже оказывает определенное влияние на умы и массы…
– Государь, дозволите?
Не оборачиваясь:
– Входите, баронесса.
– Ваше всесвятейшество и величие, по вашему повелению генерал-майор Свиты вашего всевеличия баронесса Мостовская прибыла для доклада!
Я терпеливо дождался, пока она не закончит полное титулование, хотя обычно я не даю своим подчиненным тратить время на всякие пустяки и условности. Я, не оборачиваясь, смотрел в окно, где под нами проплывал город. Тут вид из иллюминатора начал меняться, поплыли по кабинету тени.
Мостовская стояла навытяжку, но я словно не замечал ее присутствия. Утреннее солнце било мне в глаза, мешая разглядывать местные красоты, но разве интересовали они меня сейчас?
Напряжение за моей спиной, как мне казалось, уже достигло степени электрического пробоя, когда не выдерживают никакие изоляторы.
Вызвав Ольгу, я вроде все для себя решил, все приказы уже отдал, но теперь стоял и маялся, словно тот гимназист на первом свидании.
Мостовская стояла недвижимо. Наконец, я произнес:
– Что скажете, Ольга Кирилловна?
Смиренное:
– Все, что будет угодно вашему всевеличию.
Что ж, оттягивать разговор дальше не имело смысла.
– Тогда не соблаговолите ли вы посмотреть на первую полосу газеты, которая лежит на моем столе.
Мне очень хотелось видеть ее лицо, но у меня было чувство, что я пытаюсь подсматривать в замочную скважину.
Шелест бумаги, еще шелест. Пауза.
– Ой!
Испуганный вскрик избавил меня от необходимости подсматривать, настолько много всего было в этом «Ой!». Но, услышав шелест упавшей на пол газеты, я все же повернулся к ней. Мало ли, может чувств лишилась.
Ольга, белая как полотно, стояла, зажав ладонью рот и с ужасом смотрела себе под ноги, словно там была змея, готовая броситься на нее.
Наливаю из графина воды в стакан и подаю его Ольге. Ее пальцы дрожат. Глоток, другой, третий. Что-то не сильно ей это помогло. Придется более радикально подойти к вопросу приведения в чувство. По-фронтовому. Достаю из ящика стола фляжку коньяка и, без дворцовых церемоний, отвинтив крышку, просто протянул флягу ей.
Не знаю, как бы на нее повлиял коньяк в бокале, но коньяк в обычной фронтовой фляге подействовал еще до глотка, сугубо на визуально-тактильной стадии, словно армейский рефлекс заставил ее отмобилизоваться, и она, не чинясь, приняла из моих рук фляжку и по-простому, по-солдатски опрокинула емкость с живительным нектаром.
Что ж, фронт, а равно как и служба в лейб-гвардии, не проходят бесследно. Во всяком случае, после нескольких серьезных глотков Оля не стала падать в обморок, изображать всякие великосветские ужимки, просить закуски и делать прочие благоглупости. Лишь промокнула губы платком и кивнула.
– Спасибо. Я в порядке.
Я принял из ее рук флягу и, оценив ее состояние, отсалютовал:
– Боец. Уважаю.
Опрокинув фляжку, я вдруг ощутил на горлышке аромат ее духов и вкус ее губ. Возможно, это какой-то мой бред, но я неожиданно для себя вспомнил этот вкус, вкус тех далеких дней, когда… Впрочем, почему нет? Да, прадед не оставил мне своих чувств, но все его встречи с Ольгой Кирилловной я помнил прекрасно. И не только встречи, сами понимаете. Дело-то молодое. А Оля была без памяти влюблена в моего прадеда, да так, что решилась на измену мужу, хотя за ней этого никогда не водилось. Ни до, ни после.
Она пытливо посмотрела мне в глаза.
– И что теперь с нами будет?
С нами? С нами. Бог ты мой. С нами! Как легко закручивается сюжет, стоит его слегка отпустить!
Отвечаю холодно:
– Мы летим в Белград. На публику не показываться. Подобных скандалов впредь нужно избегать всеми силами. И так пойдут пересуды после этого.
Я указал на лежащую между нами на полу газету.
Ольга, неожиданно для меня, присела и подняла упавший газетный лист. Аккуратно сложила, и я отметил, что она избегает делать сгибы на нашем с ней фото. Проведя в последний раз ладонью по фотографии, она оправила свою форму и приложила ладонь к пилотке.
– Ваше императорское всесвятейшество и величие! Дозволите идти?
– Идите, баронесса.
Легкий триумф в ее глазах.
Дверь за Олей закрылась.
Ах, Маша-Маша, что же ты там замыслила? Зачем мне это всё?
КОРОЛЕВСТВО СЕРБИЯ. БЕЛГРАД. 11 мая 1919 года
– Александр.
– Ваше всевеличие.
Пусть мало информации в этих словах, но как много её для тех, кто в курсе нюансов. Пусть Александр еще не король Сербии, но всё же он регент и фактический правитель. И я его титулую как равного себе. Он же соблюдает определенную учтивость, обращаясь ко мне как к старшему по титулу, одновременно допуская более сокращенный вариант обращения, чем показывает и свое уважение, но, тем не менее, и свой статус главы государства. Союзного нам государства.
