Кэрри, извинившись, оставила мать и пошла танцевать кадриль. Каролина увидела, что Кошечка Стронг и костюм подобрала под стать своему прозвищу: ее голову венчало чучело кота, а сзади к подолу были пришиты несколько хвостов. Она направилась к миссис Астор, но ее, слава богу, опередил Уорд Макаллистер. Забыв про чувство собственного достоинства, он вприпрыжку подскочил к Каролине.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, – пропел Макаллистер, словно это он был распорядителем бала, что неприятно задело Каролину. Ей не нравилось, что он с такой готовностью принял весь этот фарс. – Моя Загадочная Роза прибыла, и вот теперь начнется настоящий бал, да-да.
– И кого же, позвольте узнать, изображаете вы? – спросила Каролина. Разглядывая его наряд, она не могла решить для себя, что в нем более нелепо: напудренный парик, огромный плюмаж на шляпе, ярко-оранжевые чулки или плетеный горжет, окаймляющий подбородок. Если б не его «Загадочная Роза» и «да-да», она, пожалуй, и не узнала бы Уорда.
– Ну как же?! Перед вами французский аристократ собственной персоной. – Макаллистер отвесил низкий поклон, что было совершенно не в его характере. Когда выпрямился, Каролина наградила его неодобрительным взглядом. – Сюда, пожалуйста, – добавил он, – продолжая играть роль.
Шествуя через холл в гостиную, Каролина старалась не смотреть на потолок, не восхищаться ярким освещением и невиданно огромными цветочными композициями. Куда бы она ни повернулась, взгляд натыкался на орхидеи и бугенвиллию. Было также очевидно, что Альва Вандербильт хотела поразить гостей очень дорогой мебелью эпохи Людовика XV. Каролина силилась и внешне, и внутренне сохранять невозмутимость. Дóлжно демонстрировать чувство превосходства, говорила она себе. Все должны видеть, что она ничуть не потрясена, хотя, в действительности, убранство произвело на нее сильное впечатление. Но, чтобы скрыть восторг, нужно было делать вид, будто вся эта выспренность ей претит, – хотя бы саму себя в этом убедить.
Внезапно заиграла труба, раздались аплодисменты, и из-за занавеса вылетела стайка белых голубей, а следом взорам гостей явилась и сама устроительница бала – Альва Вандербильт – во всем своем помпезном великолепии. Каролина предположила, что стоявшая рядом с хозяйкой принцесса де Круи, это и есть почетная гостья – виконтесса Мандевиль.
[28]
Когда голуби разлетелись, Каролина первым делом отметила, что на Альве тоже наряд в венецианском стиле – только из парчи лимонного и белых цветов, а шею ее украшают жемчуга Екатерины Великой. Альва была похожа на принцессу, но Каролина напомнила себе, что королевой по-прежнему остается она.
Разделенные толпой восторженных гостей, Каролина и Альва смотрели друг на друга. Матадор и бык. Альва, стоя рядом с виконтессой, ждала, когда к ней начнут подходить гости, и ноги сами собой понесли Каролину к ней. Разговоры мгновенно стихли, все глаза обратились на Каролину и Альву. Гости замерли в ожидании исхода встречи двух великих женщин.
Первой заговорила Альва.
– Миссис Астор, я очень рада, что вы сегодня почтили нас своим присутствием, – произнесла она елейным голоском, в котором слышался южный акцент. – Тем более что о бале вы узнали в последний момент. Надеюсь, вы простите меня за то, что я не сумела принять вас, когда вы заезжали с визитом.
Touché. Один-ноль.
– Миссис Вандербильт, – помедлив, отвечала Каролина, – сегодня вечером вы превзошли саму себя. – Она величаво кивнула и отвернулась, но тут же наткнулась на мужчину в желтых облегающих рейтузах и длинном плаще до пола. Лицо его скрывала маска. Он поприветствовал ее и продолжал:
– Великолепно, вы не находите? Я безумно рад видеть вас здесь. – Его выдал британский акцент. Джеймс Ван Ален сиял, как майская роза. – Просто замечательно, что вы сумели побороть свои предрассудки. Эмили была бы счастлива.
Эмили! На долю секунды Каролине подумалось, что сейчас она увидит свою почившую дочь рядом с ее мужем.
– Эмили была в неоплатном долгу перед Альвой, – объяснил Ван Ален. – Мы могли бы потерять ее еще тогда, в Ньюпорте, если б не Альва…
Эмили. О, Эмили. У Каролины болезненно сдавило сердце, что мешало ей сосредоточиться на словах Ван Алена. Однако ей очень хотелось поговорить о дочери, хотелось оживить воспоминания о ней. Только она собралась попросить у Ван Алена более обстоятельных объяснений, возле нее появилась Кэрри, и Ван Ален мгновенно исчез: его увлек за собой какой-то мужчина, тоже в маске.
– Мама, – обратилась к ней Кэрри, – позволь тебе представить мистера Уэнделла Перкинса.
– Миссис Астор, знакомство с вами – для меня большая честь. – Он церемонно поклонился. Его головной убор украшал эгрет с бриллиантом, словно он сошел с полотен эпохи Генриха III.
Каролина догадалась, что этот молодой человек не очень интересует ее дочь. Она не преминула представить его и Уорду, из чего Каролина сделала вывод, что Уэнделл Перкинс – просто один из поклонников Кэрри, пожелавший познакомиться с ее матерью. Тем не менее, Каролина и Уорд обменялись с ним любезностями, а затем объявили первую кадриль, и Кэрри с Уэнделлом, извинившись, побежали готовиться к выступлению.
Едва они удалились, в Уорде Макаллистере снова возобладала его любовь к сплетням.
– Что это Ван Ален болтал про Альву и Эмили?
– Понятию не имею.
– Не волнуйтесь, я сейчас же пойду и все выясню. – И он тоже исчез.
Все перешли в бальный зал. Каролина ощущала пульсацию в голове. Стук в висках повторял ритм оркестровой музыки. Большинство выступлений, на взгляд Каролины, были вполне недурны. Танцы с Матушкой Гусыней и с игрушечными лошадками вызывали ненужный смех; дрезденская кадриль навевала уныние. Последним танцем, покорившим Каролину, была звездная кадриль, которую исполняла Кэрри. Вне сомнения, это было самое достойное выступление.
Около двух часов ночи лакеи принялись разносить гостям подарки. Каролине и другим дамам вручили инкрустированные бриллиантами броши и браслеты. Каролина помнила времена, когда вполне достойными подарками считались шелковые веера и бутоньерки. Ее покоробило столь беззастенчивое щеголянье богатством со стороны Альвы. Равно как и реакция Уорда Макаллистера, явно довольного новыми рубиновыми запонками.
Бал продолжался. Многие джентльмены, да и дамы тоже, потребив изрядное количество кларета и шампанского, стали дурачиться. Одна из Марий Антуанетт скипетром постукивала окружающих по головам. Ее примеру следовала Крошка Бо-Пип, размахивавшая клюкой. Наполеон Бонапарт мерился силой рук с Моцартом. Вокруг них собралось немало зрителей, которые подбадривали соперников возгласами и аплодисментами. Прежде Каролина даже помыслить не могла, что самые уважаемые члены общества могут вести себя столь постыдно. Цирк да и только! Она поймала себя на том, что сама с интересом наблюдает за происходящим и даже иногда смеется. Все это повергало ее в ужас и одновременно веселило. В голове не укладывалось, что она тоже участвует в этом нелепом фарсе.
