Каролина по глупости надеялась, что какая-нибудь очередная пикантная сплетня завладеет умами общества и шумиха вокруг списка, опубликованного Уордом Макаллистером, уляжется. Не тут-то было. Напротив, ажиотаж только усиливался. Какую газету ни возьми, в ней обязательно фигурировал этот список, который теперь жил своей жизнью. И даже обрел имя собственное – Общество четырехсот.
Сообщалось, что в действительности Уорд Макаллистер представил всего 319 фамилий и что из-за повторов и прочих ошибок их реальное число равно 169. То есть одна восьмая имен отсутствовала, и теперь общество вновь гудело, как пчелиный рой: все гадали, кто же эти пропущенные особы. Каролину кривотолки по поводу списка утомляли. Как будто писать больше не о чем! Она уже не могла читать про это и, бросив утренние газеты на поднос с завтраком, обратила взор в окно спальни. Увы, взгляд наткнулся на строящийся отель Уолдорфа.
Ее племянник задался целью открыть гостиницу в следующем году. По последним слухам, это должно быть ошеломляюще высокое здание в тринадцать этажей. Оно полностью заслонит вид на город из окон ее особняка и, вне сомнения, привлечет в их район всякий сброд. Может, формально это будет и отель, но, по мнению Каролины, перед ее домом строили таверну. Таверну с номерами.
Слава богу, что через пару недель нью-йоркский светский сезон закончится и она покинет город, как делает это каждый год. В последнюю неделю февраля она уедет в Париж, где у нее есть своя квартира, и будет блистать на сцене парижского света. Там она пробудет до июля, а потом на лето отправится в Ньюпорт. И сбежать ей хотелось не только от стройки, но еще и от Уорда Макаллистера. Тот почти каждый день являлся к ней домой и умолял о прощении.
– Все ополчились против меня, – жаловался он, в отчаянии меряя шагами гостиную. И куда только подевалась его гордость? – Надо мной насмехаются, от меня шарахаются, как от чумного, да-да. Только вы одна можете вернуть мне расположение общества. Прошу вас, моя Загадочная Роза, умоляю.
– Ничем помочь не могу. И не стану помогать. – Каролине не хотелось быть жестокой, но Макаллистер сам навлек на себя всеобщее презрение. Она поддержала его, когда он издал свои абсурдные мемуары, но теперь он зашел слишком далеко. Она до сих пор злилась на него, а, может, еще больше в нем разочаровалась, что было гораздо серьезнее. При всей его претенциозности и любви к сплетням, Уорд Макаллистер был, не считая Томаса, единственным человеком, с кем она бывала откровенна. Но больше откровенности от нее он не дождется. Каролина не доверяла ему и именно поэтому спасать его не собиралась.
Раздался стук в дверь и в комнату, к ее удивлению, заглянул Уильям. На нем был твидовый пиджак и выглядел он так, будто только что пришел с улицы. Каролина отметила, что щеки у него красные.
– Можно?
– Да, пожалуйста. – Каролина была поражена, уже и не помнила, когда в последний раз Уильям переступал порог ее спальни. Внезапно, засмущавшись, она плотнее запахнулась в халат, полностью закрывая грудь и шею. Ее беспокоило, что он видит ее без парика, а волосы у нее поседели, поредели, утратили упругость. Каролина думала, что ей давно уже безразлично мнение мужа о ее внешности, но, видимо, она ошибалась.
Судя по тому, что одну руку Уильям прижимал к боку, вероятно, у него ныло плечо. Верный признак, что нужно ждать сырой и более холодной погоды. В другое время Каролина подошла бы к мужу и помассировала бы его плечо, но сейчас не решилась: возможно, он этого не желал, и она только поставила бы себя в неловкое положение.
Уильям сел напротив нее в кресло у камина.
– Я только что говорил с Колманом. По его словам, Чарли по-прежнему ему изменяет.
– Но она же положила конец своему роману. Она сама мне сказала. Слово дала.
– Колман утверждает, что роман продолжается, и он больше не может закрывать на это глаза. Он вызвал Борроу на дуэль.
– О боже, только не это.
– А что еще ему остается? – пожал плечами Уильям. – Колман сказал, что кто-то из «Нью-Йорк уорлд» сообщает, будто Чарли с Борроу видели вместе в «Дельмоникос», в другой раз – в «Шерриз», а также в отеле «Гленэм».
– Не может быть.
– «Уорлд» готовит статью к публикации, и, сама понимаешь, другие газеты тоже подхватят эту новость. Это лишь дело времени.
* * *
Уильям не ошибся. Все газеты пестрели заголовками о Шарлотте – один обличительнее другого. «Дочь Асторов замешана в скандале», написала «Нью-Йорк таймс». «Миссис Дж. Колман Драйтон обнималась на публике с мистером Халлеттом Борроу», напечатала «Таун топикс». «Оскорбленный супруг вызывает на дуэль любовника жены», сообщала «Нью-Йорк сан».
Впервые за долгое время Каролина была солидарна с Уильямом: нужно что-то делать. Она отложила поездку в Париж, чтобы разобраться с дочерью, и в тот день, когда в «Нью-Йорк таймс» появилась статья «Новый скандал в семействе Астор», Шарлотту призвали в библиотеку отца.
За окнами грохотала стройка, стук и лязг не затихали ни на минуту. Шарлотта приехала в облегающем платье, в талии перетянутом атласным кушаком, что делало более выразительной ее грудь. Неподходящий наряд, по мнению Каролины. Когда ее дочь одевалась не в тряпье, то фасонила в чем-то подобном. Но сейчас было не время обсуждать ее туалеты. Каролина чопорно сидела в кресле, пальцами впиваясь в подлокотники, и наблюдала, как Уильям, багровый от ярости, расхаживает взад-вперед по комнате.
– Твой муж, да будет тебе известно, вызвал Борроу на дуэль, – начал Уильям. – На твоих руках будет кровь, юная леди.
Лицо Шарлотты оставалось непроницаемым. Даже когда ей под нос стали совать газеты – а Уильям это делал по прочтении вслух каждого заголовка, – Шарлотта, ничуть не раскаиваясь, смотрела прямо перед собой. Не моргая.
– Ты должна знать, что я заплатил твоему мужу – немало заплатил – за то, чтобы он сохранил ваш бутафорский брак. – Уильям повысил голос – то ли от расстройства, то ли в попытке перекричать шум стройки. – Ты бы хоть о детях подумала.
– И что прикажете мне делать? – наконец произнесла Шарлотта, бесстрастным тоном, словно от нее самой ничего не зависело. – Я влюбилась. Или, по-вашему, я не заслуживаю счастья?
Казалось бы, такое простое требование. Спросила так, будто это ее законное право. Может, и законное, только сама Каролина никогда не считала, что рождена для счастья. Счастье – это не дар; его надо заработать.
– Какой ценой? – спросила Каролина, думая о внуках. У Шарлотты четверо детей – две дочери и два сына – в возрасте от восьми до пятнадцати лет. – Подумай о тех, кому придется расплачиваться за твой эгоизм.
– Чарли, говорю тебе в первый и в последний раз. Ты должна расстаться с Борроу, забыть про него прямо с этой минуты.
Шарлотта посмотрела на отца и с вызовом заявила:
– Я забуду, папа, если ты забудешь про свои интрижки.
– С тобой все ясно. – Уильям резко развел руками и поморщился от боли в плече. – От меня ты не получишь ни цента. Слышишь? Ни цента.
