После недавней жесткой критики роскошества балов в прессе Альва и другие светские дамы предпочли заказывать туалеты не в Европе, а прибегнуть к услугам нью-йоркских портных, – чтобы обеспечить работой местных трудящихся. Но, судя по всему, протестующие не оценили их помощь, да и что бы они подумали, если б узнали, что и Альва, и Оливер надели свои костюмы в первый и последний раз.
Женщина на обочине снова стала грозить кулаком, и Альва невольно отвернулась, чувствуя, как у нее участился пульс, а в ушах отдается биение сердца. Что-то ударилось в стенку их экипажа. Альва вздрогнула, схватилась за Оливера. Едва они вышли из экипажа, к ним подскочили два лакея. Зонтами закрывая напуганную Альву и ее мужа от летящего в них мусора, они поспешно сопроводили обоих в гостинцу.
С мыслями о протестующих Альва ступила в отель. В глаза бросались пышное убранство, дорогие костюмы. Какое бесстыдное хвастовство! Альву переполняло чувство вины. В сопровождении лакея в ливрее XVI века и напудренном парике Альва поднялась на второй этаж, где находились уборные. Рядом стояла камеристка, готовая помочь гостям привести в порядок костюмы и прически, растрепавшиеся по дороге в отель. Было время, когда Альва отдала бы что угодно, лишь бы попасть на такой вот бал, но сейчас, сидя за туалетным столиком, она стыдилась посмотреть на себя в зеркало.
В душе она чувствовала, что ее место на улице, среди демонстрантов. Думая теперь о Petit Chateau и Мраморном особняке, обо всех своих балах и светских приемах, о нарядах и драгоценностях, она невольно признавала правоту Джулии. Все это не принесло ей счастья. Некогда она тоже голодала, как те люди на улице. Прозябала в нищете, как они, несмотря на свое аристократическое воспитание. Потом вышла замуж за состоятельного человека и богатство Вилли использовала для того, чтобы завоевать высокое положение в обществе. И ради чего? Сначала она убеждала себя, что делает это ради матери, ради детей, но потом все эти достойные цели отошли на второй план. Борьба за престиж превратилась в игру, в состязание с миссис Астор, и, будучи по природе своей бойцом, проигрывать она не желала.
Глава 61
Каролина
Каролина не хотела ехать на бал, что давали Брэдли Мартин с супругой. Последние балы, особенно тот, что устроила Мэйми в честь шимпанзе, на ее взгляд, были чудовищными; подобные дурачества ей были неинтересны. К тому же она все еще обижалась на Мартинов за то, что для своего бала они выбрали отель «Уолдорф», а не «Асторию».
Две гостиницы, стоявшие рядом друг с другом, постоянно конкурировали между собой – боролись за одну и ту же клиентуру, за проведение одних и тех же светских мероприятий. Узнав, что Мартины предпочли «Уолдорф» «Астории», она была страшно разочарована, а злорадство племянника ей и вовсе было противно.
Она заявила, что ноги ее не будет на этом балу, но потом Гарри вызвался сопровождать ее, а Гарри Лер, хоть Каролине и не хотелось это признавать, по-прежнему пленял ее воображение. Да и потом бал четы Мартинов обещал быть добрым традиционным маскарадом. До костюмированного бала Вандербильтов, состоявшегося почти пятнадцать лет назад, Каролина сочла бы такой прием возмутительной вульгарщиной. Но теперь, на фоне «звериных» балов маскарад казался вполне невинным и степенным светским мероприятием.
На бал Каролина отправилась в образе Марии-Антуанетты, надев поверх платья длинную норковую шубу. Стремясь выглядеть особенно привлекательной в глазах Гарри, она несколько переусердствовала с пышностью своего наряда, даже по собственным меркам: ее платье сверкало бриллиантами. Газеты писали, что Корнелия Мартин за свой костюм королевы Марии Шотландской заплатила тридцать тысяч долларов. Прочитав об этом, Каролина поняла, что по затратам на бальное платье она вдвое превзошла хозяйку торжества. Но выражение восхищения и зачарованности, появившееся на лице Гарри Лера, когда он заехал за ней, убедило Каролину в том, что ее усилия стоили каждого потраченного цента.
Сам Гарри и в этот вечер, как всегда, был ослепителен. Он нарядился под Джорджа Вашингтона: белый напудренный парик, треуголка, расшитый камзол, бобриковое пальто, из-под полы которого выглядывала сабля. Каролина отказалась ехать в его механизированном фургоне, и к отелю «Уолдорф» их вез конный экипаж.
В дороге Гарри сообщил ей все, что слышал про бал.
– Разослали тысячу приглашений, и – вы не поверите – к каждой паре приставлен отдельный лакей. Представляете, сколько это стоит? И… – словно заговорщик, он наклонился к ней, так близко, что она уловила восхитительный аромат его мыла для бритья, – …мне достоверно известно, что Брэдли Мартин импортировал четыре тысячи бутылок «Моэт-э-Шандон». На каждого гостя – по две бутылки. Представляете, во сколько это, должно быть, обошлось…
Из уст Гарри вся эта информация воспринималась отнюдь не как сплетни. Каролина завороженно внимала ему, не чувствуя колючего холода, не замечая множества перемен, которые преобразовали облик района, где она раньше жила. Толпы людей, заполонивших заснеженные тротуары, бесновались, но, сосредоточенная на Гарри, она как будто и не слышала их рев.
Когда Каролина ступила в вестибюль «Уолдорфа», у нее возникло ощущение, что она попала в Версальский дворец. Всюду, куда бы она ни посмотрела, взгляд натыкался на королев и принцесс, королей, герцогов и бывших президентов. Словно все они сошли со страниц книг по истории.
Обычно Каролина стояла рядом с хозяйкой бала, встречавшей гостей, – как символ одобрения со стороны светского общества. Но памятуя о последних разгульных балах и приемах, она отклонила эту честь из опасения санкционировать очередное фиаско. Однако, по-видимому, в данном случае она переживала зря. Бал четы Брэдли Мартин был выдержан в лучших традициях. Каролина была рада окунуться в элегантную пышность. Казалось, она снова в объятиях привычного ей общества, которому она доверяла. Поздоровавшись с Корнелией Мартин, они с Гарри смешались с другими гостями.
Гарри не отходил от Каролины, и поначалу все было замечательно. Вдвоем они вели учтивые светские беседы с разными знакомыми. Но к часу ночи Каролина почувствовала усталость. Ноги болели, поясница ныла под тяжестью платья. Она присела отдохнуть в кресле эпохи Людовика XV, которое принесли в отель для создания атмосферы старины. Рассматривая гостей и убранство, восхищаясь розами и другими цветочными композициями, она заметила Джека. Он выглядел стройным и подтянутым в костюме Генриха IV. Кэрри она тоже увидела. Та была одета как Елизавета Йоркская, а ее муж, Орм, соответственно, предстал в образе Генриха VII. Несмотря на драматические события, предшествовавшие их свадьбе, ее дочь была счастлива в браке. Они беседовали с Джоном Морганом, который изображал герцога де Гиза, как предположила Каролина, хотя, возможно, она и ошиблась. В одном из важничающих придворных шутов Каролина узнала архитектора Стэнфорда Уайта.
Она никогда не думала, что настанет такой день, когда ей придется смириться с тем, что различия между никербокерами и нуворишами почти исчезли. Теперь оба сословия фактически слились в одно, представляя единое целое – верхушку общества, высший свет, как ни назови. Эта мысль вызвала ностальгию по прошлому, и, как всегда в таких случаях, ей вспомнился Уорд Макаллистер.
