Уильямс узнал об этом первым. Однажды вечером 1982 года, увидев выступление Кёртиса Блоу, Дре набрался смелости и напросился с вертушками в клуб Уильямса. Зрители увидели подростка, который мастерски владел скретчингом – техникой, привезенной из Нью-Йорка диджеем из команды Блоу. Он даже мог свести два трека с разным числом ударов в минуту. Уильямс никогда не видел ничего подобного и вскоре предложил Дре присоединиться к своей группе, выступавшей в комбинезонах с блестками – диско-соул-коллективу World Class Wreckin’ Cru. Дре – часто беспокойство пряталось под маской уверенности – был совсем не против стать второй скрипкой у Уильямса. («Я не люблю быть на виду, – рассказал Дре в интервью Rolling Stone в 2015 году. – Я выбрал охрененно странную карьеру».)
[121]
В 1984 году мать Дре и ее муж подарили ему на Рождество микшерный пульт. Он подключил его к саунд-системе и паре вертушек и весь день тренировался в своей комнате. Когда праздник закончился, Верна зашла к Дре пожелать спокойной ночи. «Он лежал на кровати и крепко спал, а в наушниках, которые так и остались на голове, играла музыка, – пишет она. – С того дня Андре отвечал за музыку в нашем доме»
[122].
* * *
«Я не могу сдержать эмоций, когда вспоминаю то время, – говорит Старски. – Это были самые счастливые дни моей карьеры». Мы говорим с ним уже больше часа, и на глазах у него снова выступают слезы. «Я и сейчас могу позвонить Герку, и он мне ответит»
[123]. В доказательство он вынимает мобильный, находит в адресной книге строчку «DJ Kool Herc», нажимает кнопку вызова и переводит телефон на громкую связь. Конечно же, Герк почти сразу берет трубку:
– Алло?
– Эй, Герк, как дела, брат?
– Кто это?
– Лавбаг.
– Кто?
– Лавбаг.
– А, здорово, Лавбаг, как сам?
[124]
– Да постоянно спрашивают обо мне, тебе и Бамбаате, – продолжает Старски. – И я рассказываю, как познакомился с тобой через Пита Диджея Джонса, когда у вас с ним был баттл. Помнишь те дни, Герк?
– Конечно, сынок!
– У Пита с Герком был баттл, Пит напивался и ставил меня вместо себя диджеить против Герка, – говорит он мне, будто забыв о собеседнике на том конце линии. – Я старался как мог, но он мне каждый раз жопу надирал. Золотое было время. Я, Герк, Бам, Флэш…
Тут Старски останавливается.
– На меня тут просто нахлынуло, вот я тебе и звоню, Герк.
– Ага.
– Ты ж понимаешь.
Старски продолжает рассказывать, как рад, что Герку заплатили за съемку в документальном фильме о Грэндмастере Флэше; Герк явно не в восторге, и Старски пытается утешить его.
– Приходит наше время, Герк.
Но диджей на том конце не понимает этого и начинает выпаливать длинный список музыкантов и журналистов, которыми он недоволен. Ямайский акцент с каждой секундой становится все заметнее, а речь – быстрее.
– Этот вообще ни хрена не сделал, – говорит Герк об одном из «злодеев». – Ни разу, падла, обо мне не вспомнил… У меня есть статья, первая публикация про нас 1976 года. Он теперь как видит меня, так сразу драпает.
Не совсем ясно, кого он имеет в виду, это просто еще одно имя в его старом черном списке. Но успокоился он так же быстро, как вспылил.
– Йо, Лавбаг, мне пора.
– Ладно, братишка. Позже поговорим.
Звонок окончен.
«Обижен он, – выдыхает Старски. – У Герка бывают хорошие дни, тогда он мне звонит. А сегодня, видать, плохой день»
[125].
Не вполне ясно, какой день у самого Старски. С конца 1970-х у него хватало и хороших, и плохих. В 1986 году он подписал контракт с Epic Records на 100 тысяч долларов – говорит, предложил его тот же человек, который заключил сделку с семьей Джексонов. Страницы его паспорта пестрят штампами, он много гастролировал за океаном и одно время даже жил в Лондоне. Его зловещий сингл «Amityville (the House on the Hill)», чем-то похожий на «Thriller», достиг двенадцатого места в британском чарте. Но интерес к легкомысленному рэпу Старски и его поколения постепенно увядал по всей стране, когда на смену ему в конце 1980-х пришел более агрессивный звук южной Калифорнии. Старски долгие годы боролся с наркозависимостью и даже успел побывать в тюрьме.
«Обидно мне за Герка. Обидно за себя и Голливуда, – говорит он, глядя на копию книги о Джее-Зи „Империя Jay Z“, которую я только что подарил ему. – Я никого не виню в том, что они стали бизнесменами. Если бы я тогда больше думал о бизнесе и рядом были бы правильные люди, если бы я не раздербанивал ноздри коксом…»
Старски вздыхает.
«Иногда тебе нереально везет, – продолжает он, – но иногда как будто с неба идет дождь из кисок, а тебе только члены и попадаются».
И все же для многих из поколения Старски прогноз погоды оказался куда более оптимистичным.
Глава 2
Надписи на стене
В солнечный январский полдень Фред Брэтуэйт, он же Фэб Файв Фредди, встречает меня у своей студии в Гарлеме. Он оживленно разговаривает по телефону с Тони Шафрази, семидесятилетним арт-дилером, который прославился тем, что в 1974 году в Музее современного искусства написал на «Гернике» Пикассо «KILL LIES ALL».
Фэб тоже стал известен, орудуя баллончиками с краской: в 1970-е он часто превращал поезда пятой линии нью-йоркского метро в муралы. Позднее он снимал эпохальный для хип-хопа фильм «Дикий стиль» и вел популярное шоу «Yo! MTV Raps». Что важнее, уроженец Бруклина, Фэб стал связующим звеном между граффити-художниками из Бронкса и творческими персонажами даунтауна вроде Энди Уорхола, Кита Харинга и Жана-Мишеля Баския. Последний как никто другой в мире искусства уловил суть хип-хопа: он, граффити-художник SAMO, эволюционировал в неоэкспрессиониста, чьи работы сегодня стоят не меньше, чем картины Пикассо. (Баския умер от передозировки героином в 1988 году, ему было двадцать семь.)
